Уважение к вере, или Почему глупо воевать с саентологией?

Богданов В.А.

I. Об авторе

БОГДАНОВ Виталий Анатольевич, старший научный сотрудник Научно-исследовательского института комплексных социальных исследований при Санкт-Петербургском Государственном Университете, кандидат психологических наук по специальности «социальная психология», доцент Высших Курсов Социальных технологий, член Совета Санкт-Петербургской Ассоциации религиоведов, член правления Санкт-Петербургского отделения Общества социальных работников.

С 1969 — сотрудник факультета психологии СПбГУ.

С 1977 — старший научный сотрудник лаборатории социальной психологии НИИ комплексных социальных исследований.

Автор монографий и учебных пособий:

• Социально-психологические свойства личности, Л., 1983;
• Системологическое моделирование личности в социальной психологии, Л., 1987
• Бог, личность и алгоритмы саморазвития, СПб., 1992;
• Психология жизненного пути, СПб., 1994;
• Ясновидящая материя. Космология общества, СПб., 1995.

Соавтор коллективных монографий:

• Методы социальной психологии, Л., 1977;
• Социальная психология, Л., 1979 (переведена на китайский);
• Социально-психологические проблемы нравственного воспитания личности, Л., 1984;
• Социальная защита молодёжи, 1994

и ещё 12 книг, а также 60 статей и других научных публикаций, в том числе:

• Вера в Высший Суд и пути возрождения России. Человек в изменяющемся мире, СПб., 1993;
• Духовные поиски, идеалы и вера. Молодёжь Германии и России, М., 1994;
• Экспансия нетрадиционных религий в Россию. Социально-психологические проблемы человека в современной социо-культурной ситуации, СПб., 1994;
• Особенности сознания и проблемы московской общины учителя Асахара. Молодёжь в условиях социально-экономических реформ, СПб., 1995;
• Концепция Божьего Промысла в религиозном воспитании. Проблемы воспитания учащейся молодёжи, СПб., 1995;
• Нетрадиционные религии и религиозные меньшинства в истории и современности России, 1995, препринт;
• «Дао» русской веры, 1996, препринт;
• Новые религиозные движения: отклонение или норма? Вестник Санкт-Петербургского университета, серия 6, выпуск 4; 1995 и др.

II. Всем, кого это может заинтересовать

Настоящим подтверждаю, что мой опыт работы в социальной психологии позволяет оценить вклад Л. Рона Хаббарда, основоположника дианетики, как вполне сравнимый с вкладом Джона Б. Уотсона, Берхауса Ф. Скиннера или Карла Роджерса, работавших в области поведенческой технологии обучения и консультационной психотерапии. Изложение концепции Хаббарда и практики его последователей, несомненно, заслуживает специальной главы в учебниках психологии, а имя основателя — включения в пантеон психологии.

Как и другие специалисты в области религиоведения, с восьмидесятых годов информирующие советского и русского читателя о саентологии, я признаю у саентологической церкви наличие системы верований и доктрин об отношении к конечным и бесконечным целям жизни, наличие религиозной практики, консолидирующей и нормирующей проявления воли и чувств членов общины. Отличия саентологии от традиционных конфессий либо укладываются в типичные признаки реформаторских религиозных движений, либо объясняются общим для всех новых религиозных движений XX века синкретизмом. Детальная характеристика учения дианетики и религиозной практики саентологов в интересующих меня фрагментах приводится ниже.

Отличия cаентологии
от традиционных конфессий
либо укладываются в типичные признаки реформаторских религиозных движений, либо объясняются общим для всех новых религиозных движений XX века синкретизмом.

Богданов В.А.

III. Предисловие

В книге «Дорога к счастью» Л. Рон Хаббард, основатель саентологической церкви, специально выделил особую заповедь: «Уважайте религиозные верования других». Напоминая о страданиях и крови людей, пролитой в борьбе из-за религиозных убеждений, он писал: «Среди океана раздора родилась одна умная мысль — человек имеет право выбора во что верить». В «Кодексе саентолога» записано: сторонник саентологии обязуется поддерживать свободу религии, обязуется поддерживать истинные гуманитарные устремления в области прав человека. Пожалуй, из всего многообразия проповедуемых последователями Хаббарда идей, именно эта лично мне особенно близка. И то обстоятельство, что в указанном плане мы оказались с ними единомышленниками, побуждает и позволяет мне оценить, проанализировать, логически исследовать остальные составляющие учения саентологов. Разумеется, всесторонние сведения о любой вере нужно получать из первоисточников, читая тексты самого Хаббарда. И я не хотел бы повторять многократно изложенные обстоятельства формирования саентологии и всю историю ее распространения в мире, нередко вызывавшего громкие скандалы при столкновении с интересами традиционных церквей и респектабельных психоаналитических центров.

Представляется более важным подчеркнуть иное — те особенности национальной психологии и социальной ситуации в современной России, которые обуславливают, мягко говоря, весьма настороженное, подозрительное, а то и просто враждебное отношение к такому явлению, как новые религиозные движения, и, в частности, к саентологической церкви. Многие жители нашей страны еще долго бы могли не услышать и самого названия «саентология», если бы о ней не упоминали известнейшие политики во время кампании выборов президента России. Наверное, подобная бесплатная реклама в конечном итоге принесет дополнительные шансы на успех саентологического движения. Однако вызывает сожаление склонность российских политиков к голословным обвинениям, нежелание следовать принципам «честной игры» и корректной полемики, практическая невозможность юридически опротестовать публичные клеветнические заявления. Назрела необходимость профессионального социально-психологического анализа приемов контрпропаганды, используемых борцами с новыми религиозными верованиями.

В архиве саентологов имеются документально оформленные свидетельства священнослужителей разных конфессий о возможности совместить их вероучения с мыслями и этическими заповедями Л. Рона Хаббарда. Среди них и католический монах-францисканец, и раввин, и протестантские пасторы. Это — знамение XX века, породившего множество попыток соединить, синтезировать лучшие моменты из этики различных вероисповеданий. Однако современные православные богословы упорно выступают со статьями и книгами, в которых утверждают, что уже одно упоминание о стремлении к этическому синтезу является признаком даже не просто ереси, а особой опасности данного верования, принадлежности его к вредным, так называемым «тоталитарным сектам». Да и в частных беседах нередко приходится слышать от православных верующих несогласие даже с официальной позицией Московской патриархии, участвующей в конгрессах экуменистов (сторонников «наведения мостов» между различными религиями). Разумеется, они вправе иметь такое мировоззрение, но вот согласиться с их утверждениями о противоестественности иных убеждений было бы недостойным для последовательного гуманиста.

В архиве саентологов имеются
документально оформленные свидетельства священнослужителей разных конфессий о возможности совместить их вероучения с мыслями и этическими заповедями Л. Рона Хаббарда.

Богданов В.А.

Секты в христианстве и других мировых религиях, зарождаясь и развиваясь, всегда настаивали на исключительной верности своего понимания священных текстов и догматов и ошибочности всех прочих воззрений. Так было. Но сегодня я своими глазами наблюдаю сотни людей, для которых истины буддизма согласуются с почитанием Христа. Я присутствовал на собраниях последователей сахаджи-йоги, которые встречали своего лидера, Шри Матаджи, приветственным прочтением православной молитвы «Отче наш». Наконец, для миллионов саентологов безразлично, в каком храме возносить хвалу Творцу сущего. Так есть. Невозможно и далее отрицать наличие этих фактов, наличие четко проявившейся тенденции к появлению религий третьего поколения. Если провести аналогию между историей развития технической и культурной областей цивилизации, то заметно следующее. Компьютеры на электронных лампах сменились компьютерами на транзисторах, а те — компьютерами на микромодулях. В этом смысле техники говорили о смене поколений у компьютеров, и то же можно говорить об истории других технологических достижений. Верования, положенные в основу мировых религий, поначалу воспринимались как высшие достижения человеческого духа, а потому их толкование не могло иметь разночтений. В этом смысле это были религии первого поколения. Затем наступил этап, во время которого реформаторы религий отстояли свое право на новые прочтения, новые толкования старых истин и заповедей. Но и эти религии второго поколения притязали на исключительность своего видения мира и человека, яростно сражаясь с несогласными. Ныне же наступает принципиально новое время, время верований, более терпимых, более склонных к сосуществованию с идейными противниками.

Хотелось бы дожить до того дня, когда эта тенденция возобладает и в мире, и в России, хотя понятно, что такие процессы измеряются веками. Поколения технических средств и научных идей сменяются гораздо быстрее. И для психолога, неравнодушного к проблемам собственной науки, феномен Хаббарда интересен еще одной стороной. Ведь этот автор, по сути, развил новое направление психологии, сравнимое по предмету и значению только с психоанализом Фрейда в его первоначальном варианте, также вызывавшем активное сопротивление академической научной среды. Наверное, каждый аспирант, каждый молодой ученый, хотя бы раз в своей жизни мечтал, негодуя на консерватизм старой профессуры, не желающей признавать его гениальные открытия, произвести революцию не только в умах, но и в ритуальной рутине университетской иерархии, или, на худой конец, открыть неподалеку от признанных центров познания свой независимый университет. Так вот, Хаббарду такой переворот удался. Он обошелся без признания со стороны обюрократившихся, «заорганизованных» психоаналитических ассоциаций, получив признание их пациентов, уведя их из клиник и изолированных санаториев в центры дианетики. Ревнивое замалчивание этого дерзания и успехов — естественная реакция со стороны психологических сообществ. И все- таки когда-то пора начинать хладнокровный анализ явления и его значения для развития психологической науки.

Столь же болезненно реагируют на популярность саентологии представители ортодоксального, ангажированного религиоведения. Действительно, одна из загадок массовой психологии заключается в том, что глубокие мысли религиозных философов обычно не находят широкой поддержки. К примеру, датский мыслитель XIX века Серен Кьеркегор глубоко проанализировал грех отчаяния и многие другие переживания верующего христианина, чтобы научить людей преодолевать подобные состояния. Его этические рекомендации оценили во всем мире. Однако из этой философии не родилось никаких практических последствий. Замечательный русский писатель Лев Толстой попытался по-своему прочесть и истолковать Новый Завет, намеренно упрощая некоторые содержащиеся в нем этические идеи. И сразу у него появились сотни последователей, взявших его рекомендации за образец практического руководства во всех случаях жизни. Если называть вещи своими именами, то граф Толстой выступил как один из основателей характерных для XX века христианских сект. Отлученные от православия царским Синодом, сосланные в сибирские лагеря Советским правительством «толстовцы» до гробовой доски сохраняли верность своему учителю. Процесс продолжается, и, чем проще предлагаемый каким-то духовным лидером этический анализ, тем больше у него последователей. За Хаббардом пошли миллионы. Можно скептически отнестись к их выбору, но вряд ли целесообразно и далее огульно отрицать «магнетический заряд» привлекшего их мировоззрения.

Лично мне как психологу тоже обидно, что миллионы читателей предпочли трудам моих коллег и моим собственным книги Хаббарда. Как психолог, как носитель научного мировоззрения, наконец, как верующий в определённые духовные ценности и почитаемый мной порядок мироустройства я не смогу согласиться с некоторыми предпосылками учения саентологии. Но одно для меня бесспорно: Хаббард и его последователи заслуживают «честной игры» со стороны изучающих их веру экспертов, заслуживают внимательной и взвешенной оценки, далёкой от типично журналистского «разгребания грязи». Иной подход был бы просто недостоин для ученого и гражданина новой России, как бы ни возмущались ревнители «традиционных религий», полагающие, что вывод любой экспертизы должен быть однозначно определён её партийно-конфессиональными интересами.

Как психолог,
как носитель научного мировоззрения,
наконец, как верующий в определённые духовные ценности и почитаемый мной порядок мироустройства я не смогу согласиться с некоторыми предпосылками учения Саентологии. Но одно для меня бесспорно: Хаббард и его последователи заслуживают «честной игры» со стороны изучающих их веру экспертов, заслуживают внимательной и взвешенной оценки, далёкой от типично журналистского «разгребания грязи».

Богданов В.А.

IV. Технология клеветы на саентологию

«Кто из вас без греха,
первый брось на неё
камень».
От Иоанна, 8; 7.

«Но они закричали: возьми,
возьми, распни Его!»
От Иоанна, 19,15.

В первые дни XX века мудрейший из русских религиозных философов, Василий Розанов, написал горькие строки, удивительным образом созвучные событиям наших дней. «До чего позорны все попытки опровергать сектантов и раскольников. Точно это в расчете на детей написано, которых можно убеждать, складывая словесные карточные домики… Все наши секты суть гипотетические построения на местах богословской неясности… уклончивости, непоследовательности около очень многих пунктов. От этого-то в сектантство и идут чистые сердцем и высокие умом люди»^[01] Розанов В. В. Около церковных стен. М., 1995, С. 106, 103, 184, 201. . И в его времена, описываемые некоторыми современниками как золотой век православной церкви, губернаторы и полицмейстеры били тревогу: если, мол, не применять силу, то все население губернии скоро перейдет в сектантство. Однако, по мнению Розанова, «самое главное возражение против какого-либо употребления чиновнических и полицейских сил против сектантства и заключается не в общих ссылках на принципы свободы, но главным образом в указании на совершенную практическую безуспешность всяких против веры притеснений». От преследований сектантство не сокращалось, а росло.

Кто-то усомнится — мол, иные были тогда секты, порожденные в большинстве случаев, что называется, «простонародьем». Иное было и положение у русской православной церкви, скажут. Но вряд ли эти различия ситуации так уж существенны. Ибо и В. Розанову, и его собеседникам казалось неприемлемым привлечение в качестве специалистов-экспертов на судах над сектантами «гг. епархиональных миссионеров». Ведь они «всякое с собой разномыслие объявляли особо вредной для государства сектою», повторяя формулы древних инквизиционных приговоров. Мало того, что почти все русские секты объявили «особо опасными». Лукавая хитрость состояла и в том, что разрешенную по законам протестантскую секту баптистов переименовали в своих суждениях в «штундо-баптистов», а связь со штундистским течением считалась уже криминалом. Интеллигенция на «Религиозно-философских собраниях» пыталась выяснить, где епархиональные обвинители нашли в России «штундо-баптистов». Ответом им было молчание, но немногие и прислушались к таким вопросам.

Сегодня ту же тактику используют влиятельный союз Православных Братств, Московская Патриархия, коммунистические информационно-аналитические центры. Для шельмования и очернения разрешенных религиозных организаций используется неправовой термин «тоталитарные секты». Как бы, выражаясь словами В. Розанова, «вопреки свидетельству о себе самих сектантов, да и просто вопреки науке этнографии, гг. миссионеры вешают на человека бляху с подписью «волк» и уже затем требуют застрелить его — как бы он ни кричал: «я называюсь человеком!»^[02] Розанов В. В. Около церковных стен. М., 1995, С. 203. Словцо «тоталитарный» должно обосновать в глазах общественности идеологического давления и судебных преследований новых религиозных движений (НРД) по ассоциации с тоталитарными режимами Сталина и Гитлера. Ирония судьбы заключается в том, что перечень нынешних изгоев составлен под диктовку американских баптистов и отдельных протестантских фанатиков в Германии и Дании (например, Йоханнеса Огорда из датского «Диалог-центра»).

На неоправданность и даже бессмысленность словоупотребления «тоталитарные секты» обращали внимание петербургские религиоведы^[03] Циликин Д. Господи тоталитарный и деструктивный, спаси и сохрани (Час пик, 1996, 13.03). Разумеется, «русское мышление имеет склонность к тоталитарным учениям и тоталитарным миросозерцаниям»^[04]Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX и начала ХХ века (О России и русской философской … Continue reading. Цитируемый религиозный философ Н.А. Бердяев многократно подчёркивал, что таким образом русская интеллигенция стремилась соединить истину со справедливостью, теоретический разум с практическим. Но ведь за подобные стремления ответственности Уголовный кодекс РФ не предусматривает. Морально же, по словам Бердяева, народные богоискатели всегда являлись укором официальному православию. По сравнению с ними православный миссионер «был жалкой фигурой и производил впечатление полицейского чиновника».

Нынешние православные миссионеры вроде бывшего секретаря референта патриарха о. А. Кураева или публицистов при Петербургской митрополии никак не могут понять главного. Правая вера, святая вера не может зиждиться на клевете. Если она не может обойтись без клеветы, значит, нельзя именовать ее правой, православием, нельзя гордиться ее преимуществами перед остальными ветвями христианства. Если считать ее достоинства независимыми от аморального поведения служащих ей клеветников, то и тогда имеет смысл выявить причины ее опоры на подобных священнослужителей.

Согласно мировой судебной практике, «клеветническим утверждением является утверждение, порочащее лицо перед благонамеренными представителями общества и рассчитанное на то, чтобы возбудить против данного лица ненависть, презрение или подвергнуть его бойкоту , осмеянию или нанести ему вред в его промысле, предприятии, профессии или на служебном поприще». Этому определению более ста лет. Формулировка российского закона несколько отличается, но дело не столько в формуле, сколько в отсутствии четко отработанной практики опровержения клеветы, иначе саентологи могли бы подать в суд минимум на двоих кандидатов в президенты, пытавшихся расширить свой электорат, возбуждая ненависть к якобы врагам национальной религии.

С точки зрения психолога, интереснее грубого вымысла (хотя и им не брезгуют противники саентологии) оказываются изощренные формы клеветы, опирающиеся на феномен так называемого «когнитивного диссонанса». Согласно нему, наше отношение к другу или недругу и какому-то третьему лицу либо предмету всегда тяготеет к сбалансированности, к совпадению знаков этих отношений. Не может хороший человек хвалить предмет или лицо, которое нам не нравится. Не может нам нравиться предмет, которому сочувствует неприятель и т.д. Мастера «технологии клеветы», учитывая эту психологическую закономерность, используют следующие приемы. Либо они указывают на наличие связи саентологов с неким лицом, общественная репутация которого заведомо отрицательна, игнорируя характер этой связи. Внимающий им читатель или слушатель невольно предполагает (или ему подсказывают), что эта негативная фигура олицетворяет саентологическую философию и мораль. Либо они сопоставляют внешне сходное поведение лиц и организаций с «дурной» репутацией с фрагментами поведения саентологов и тем самым опять-таки побуждают аудиторию предположить существование связи между ними, хотя такой вывод можно было распространить на кого угодно, по моим подсчетам, примерно 80% используемых в борьбе с НРД обвинений относятся к такому типу. Видимо, их частота обусловлена тем, что опровергать наличие связи между достоверными в принципе фактами и оценками юридически труднее, чем наличие самих фактов. Остальные обвинения компенсируют свойственную им фальшь настойчивостью повторения. Те, кто их повторяет, ссылаются на некие посторонние первоисточники, притворяясь, что им неизвестны последовавшие опровержения оных, и снимая с себя непосредственную вину за клеветническую информацию.

Социологические и психологические концепции пропагандистского воздействия на убеждения (на установку) человека были разработаны, как и дианетика, вскоре после второй мировой войны американцами П. Лазарсфельдом, Г. Лассуэлом, Л. Фестинджером, Ч. Осгудом и другими учеными. В СССР манипулирование сознанием широко практиковалось всегда, а в 70-е годы социальные психологи стали преподавать журналистам его теоретико-психологические основы^[05]Засурский Я. Н. Средства массовой информации и идеологическая борьба на международной арене в современных … Continue reading. В этой главе я хотел бы не только опровергнуть наиболее гнусные попытки опорочить саентологическое учение и его автора, но и показать типичные приёмы фальсификации и подтасовки фактов. Ведь само по себе опровержение клеветы очень часто не спасает оклеветанного, ибо от обвинений, как знал ещё Геббельс, остаётся «осадок», распространяются слухи даже о недоказанных «грехах» и т.п. Тем самым замысел клеветников все же выполняется. Если же читатель привыкнет проверять обвинения на внутреннюю, чисто логическую обоснованность, то вероятность попасть под влияние «черной пропаганды» неизбежно сократится (хотя бы у умного человека).

Уважение к вере и провозглашённая в Конституции России свобода совести означает, что всякий гражданин (православный, баптист или кришнаит) имеет право отрицать религию, с которой он не согласен, опровергать её догматы и обряды. Упаси Бог от споров на эту тему. Именно этот принцип Хаббард и заложил в основу своего учения. Почему я считаю саентологию религией, а дианетику — наукой, описано в следующих главах. И мне, как свободомыслящему человеку, ничуть не мешает то обстоятельство, что я разделяю отнюдь не все их положения и идеалы и надеюсь, что моя собственная вера не хуже. Однако иереи вроде упомянутого А. Кураева лукавят, делая вид, что не понимают, почему их упрекают в нетерпимости, изображая, что нет разницы между их собственным правом на выбор убеждения и явной клеветой. Грань между мнением и клеветой легко обнаруживается. К примеру, за последние 17 лет 25 германских и почти 100 других зарубежных судов признали, что саентология является религией, а саентологическая церковь выступает как некоммерческая организация. Если же отечественный активист упорно использует для подтверждения своей позиции начало судебного процесса 30-15 летней давности против саентологов, то это следует истолковать как клевету. Ибо, как правило, такой публицист прекрасно знает, чем окончился этот судебный процесс еще за десять-двадцать лет до его выступления. Ибо он в любой момент может ознакомиться с нотариально заверенными документами этих процессов и копиями их переводов на русский язык, аккуратно собираемыми в архивах саентологов. Ибо он рассчитывает только на то, что российские газеты постараются не принять статью с опровержением его мнения или оно будет опубликовано в менее читаемом издании. И даже, будучи «пойманы за руку» в том же издании, такие публицисты сознательно продолжают повторять свои лжеаргументы. В таких случаях ссылки на незнание фактов не должно освобождать от ответственности.

Уважение к вере и
провозглашённая в Конституции России
свобода совести означает, что всякий гражданин (православный, баптист или кришнаит) имеет право отрицать религию, с которой он не согласен, опровергать ее догматы и обряды.
Упаси Бог от споров на эту тему.

Богданов В.А.

i. Демонизация, опорочивание, принижение личности основателя

Излюбленным приемом в полемике у тех, кому не хватает логических аргументов по сути вопроса, выступают попытки компрометировать оппонента. С этим приемом каждый знакомится по детским ссорам, домашним скандалам и т.п., но и в более «возвышенных» сферах противники не могут преодолеть искушение атаковать не идею, а ее носителя. Предвыборные кампании российских партий в последнее время приучили людей к тому, что «политика — это грязное дело», что оппоненты стремятся унизить друг друга, не стесняясь использовать непроверенные сплетни и прямую клевету. Однако еще далеко не все готовы разделить мнение о том, что и внутринаучная борьба — «грязное дело» и, тем более, что религиозное миссионерство — «самое грязное дело». И все же обязательным элементом отечественной борьбы с НРД выступает очернение их пророков и основателей.

Биографии Рона Хаббарда посвящены специальные книги, в том числе и переведенные на русский язык. Ревнителям человеческой нравственности легко было бы ознакомиться с его жизненным путем, если бы они поставили перед собой такую задачу. Но можно было бы и вовсе не касаться истоков его «харизмы», его человеческого обаяния, если бы их интересовала только суть спорного, по их мнению, учения. Они же выхватывают отдельно, достаточно случайные эпизоды из перечня событий и профессий, характеризующего становление молодой личности. Так, составительница компендиума «Тайные общества и секты» упоминает, что Хаббард был сержантом морской пехоты и золотоискателем, и замалчивает дальнейшие и гораздо более значимые эпизоды его жизни. Примерно такой же смысл имело бы упоминание, что пролетарский писатель Максим Горький был беспризорным бродягой. Или в жизнеописании генералиссимуса Александра Суворова упомянуть лишь, что он был унтер-офицером (кстати, службу в гвардии все офицеры тогда начинали с должности рядового). Наверное, необязательно всем запоминать послужной список пилота и шкипера Хаббарда, хотя саентологи благоговейно тиражируют его офицерскую книжку с записями наград за участие в сражениях на трех театрах боевых действий, за ранения, за отличные стрельбы. Но читатель должен понимать: если от него скрывают это, выпячивая незначительные моменты или сочиняя вымышленные эпизоды биографии, значит, его хотят обмануть и в остальном, в главном. Ибо «единожды солгав, кто тебе поверит».

Авторы Санкт-Петербургских Епархиальных ведомостей призывают сограждан не поддаваться «на примитивную коммерческую подделку третьеразрядного американского беллетриста, созданную под диктовку извечного Врага рода человеческого». В этом случае соединены сразу три клейма: клеймо корыстных мотивов, клеймо беллетриста «низкого пошиба» и клеймо служителя Сатаны. Первое обвинение сопровождает большинство основателей НРД испокон веков, как впрочем, и служителей религии большинства. В русском народе неслучайно сложилась поговорка: «В поповский карман с головой спрячешься». Однако обвинения в адрес Рона часто приписывают ему высказывание на заседании писателей-фантастов (агностиков и атеистов) о большей выгоде создания религии по сравнению с литературной или прочей творческой деятельностью.

Эта сплетня, которой можно было бы и не придавать особого значения, настолько надоела саентологам, что они не поленились поднять архив Восточной ассоциации научной фантастики, документировать свидетельства присутствовавшего на нем издателя, разыскать изданные письма Джорджа Оруэлла к приятелю Джеку Коммону от 16.2.1938, где и проскользнуло это в меру шуточное, в меру циничное замечание. Саентологи обратились в суд немецкого города Дюссельдорфа с иском против издательства, напечатавшего антисектантскую книгу, создав впечатление, что цитированная фраза Оруэлла принадлежит именно Хаббарду. Эта история с ложным использованием типографских кавычек началась в 1980, судебное дело было заведено в 1986 и выиграно в 1989. В России этот лжеаргумент стали использовать с 1994. А. Кураев использует его и в 1995, хотя в отечественной прессе помещались опровержения7. Пусть читатель сам решит, можно ли доверять якобы эрудированному богослову, который прибегает к подобным подтасовкам, пользуясь неосведомленностью аудитории.

Разумеется, о степени таланта, о ранге беллетриста Хаббарда могут быть разные мнения. Не все определяет попадание в список1
бестселлеров. Однако при такой критике в адрес основателя саентологии мы имеем дело с типичной подменой логической базы оценки. Разве речь о том, что религиозным мыслителем может быть только царевич, сын плотника и плотник, сборщик податей (как апостол Павел) или бывший профессор (допустим, как Сведенборг)? Разве мы не сталкивались с фактически религиозным отношением фанов-поклонников к мифам, сочиненным писателем Толкиеном, или почти религиозными объединениями любителей отечественной фантастики? Наконец, разве перворазрядному беллетристу, графу Льву Толстому его профессия мешала создать доктрину, по мнению многих, более близкую буддизму, чем православию? Разве дело в том, что литературный талант Лютера, Кальвина, Виклифа уступал авторам безымянных шедевров Ветхого Завета — Екклезиаста и «Песни Песней»? Роль религиозного реформатора может взять на себя представитель самых разных профессий, даже не обязательно очень грамотный, лишь бы он был искренне верующим в свои представления и в свое предназначение. Если этого не понимает духовное лицо и преподаватель философии в одном лице, то мне искренне жаль его студентов и его прихожан.

Что касается служения Сатане, то мне в общем-то скучно спорить с использующими подобную аргументацию оппонентами. Мне они кажутся ничуть не умнее тех, кто действительно поклоняется Темным силам, выворачивает наизнанку христианские обряды и эзотерические доктрины, умоляют современных магов «навести порчу» на своих противников. Однако отдельного осуждения заслуживает попытка впрямую зачислить Хаббарда в ряды сатанистов, поставив ему в вину общение с оккультистом Алистером Кроули, символом безнравственности в Европе периода между мировыми войнами. В числе знакомых Кроули можно обнаружить чуть ли не половину интеллектуалов тех лет, а с возглавляемым им орденом «Золотой зари» сотрудничали многие теперь известные и в России писатели, ученые, деятели искусства. Недавно у нас была опубликована одна из астрологических работ Кроули с уважительным комментарием редактора, ответственного секретаря престижного журнала «Вопросы философии». «Он был звёздой первой величины… сумел примирить в своей личности два взаимоисключающих пласта… страсть к мистической авантюре и вкус к тонкой и кропотливой исследовательской работе»8. Контакт же Хаббарда с группой черной магии был обусловлен исполнением приказа его военного командования и послужил спасению жертвы. Саентологи публиковали документы об этом еще в 1969 в Америке, а в 1996 и в России. Так зачем же Кураеву нужно объявить Рона последователем черного мага?

Предполагается, что такого обвинения с лихвой хватит для того, чтобы отпугнуть читателя от книг этого беса в человеческом обличье. Но если вы все-таки раскроете, к примеру, «Кодекс чести саентолога», то на первом месте увидите такие заповеди, как: «Никогда не покидайте товарища в нужде, опасности или беде», «Никогда не отказывайтесь от исполнения своих обязанностей, на которые вы дали согласие однажды» и т.п. Неужели Сатана продиктовал автору такие моральные нормы? Или это Сатана нашептал Хаббарду идею о необходимости разбудить в каждом человеке дремлющие в нем таланты, уверения, что «Искусство — это мечта, к которой стремится каждый. И каждый человек — творец». Но тогда от лукавого все содержание отечественной педагогики творчества и педагогики коллективизма. Возможно, преподобный отец из подручных покойного митрополита Иоанна, обвинивший Хаббарда в сатанизме, так и считает. Но, слава Богу, большинство нашей читающей аудитории с ним не согласится, если их информировать о подлинных этических убеждениях основателя саентологии.

Конечно, Хаббард был человеком «от мира сего», земным человеком и не пытался рядиться в одежды спустившегося с Тибетских гор пророка, которые имели успех у определённой части американской художественной богемы. Написав сотни литературных произведений и киносценариев, он вряд ли мог идеализировать среду своих коллег. Да и мы сами представляем себе взаимоотношения «пауков в банке» в собственных творческих организациях и союзах. Занимаясь целительством, можно сказать — психотерапией в Голливуде, Л. Рон Хаббард понял, как опасны болезненные амбиции для психического здоровья творческой личности. И потому в его «Кодексе чести» сформулированы очень трудные задачи: «Не стремитесь нравиться или вызывать восхищение», «Не имейте потребности в восхвалении, одобрении или сочувствии к себе».

Конечно, Хаббард был человеком
«от мира сего», земным человеком и
не пытался рядиться в одежды спустившегося с Тибетских гор пророка, которые имели успех у определенной части американской художественной богемы.

Богданов В.А.

Такие требования лично мне кажутся совершенно невыполнимыми. Ибо не только потребность к выживанию, но и потребность к самоутверждению, к сохранению высокой самооценки лежит в основе регуляции человеческого поведения. Однако совершенно очевиден исток этих требований — христианское усмирение гордыни. В этом этика саентологии вполне согласуется с христианской. И остается только удивляться человеческой тупости, когда петербургская газета перепечатывает статью директора некоего Центра апологетических исследований Чарльза Спая. Последний автор объявляет христианство несовместимым с саентологией ввиду отсутствия общих личностных черт между Иисусом Христом и Хаббардом. Не могу знать, как подбирают директоров и президентов в институтах христианских исследований, но, будь они моими студентами, я бы потребовал от них большей эрудиции и умения логически мыслить. Ведь им, оказывается, неведомо, что ни Великий Инквизитор Торквемада, ни основатель ордена иезуитов Лойола ничуть не были похожи на Христа, не отличались ни смирением, ни самопожертвованием. А, между тем, служили христианству в меру своего понимания этой роли, да так, что западный мир помнит их много столетий. Хаббард же и не объявлял свое вероисповедание вполне христианским, он лишь говорил, что между ними нет противоречий в главных чертах. Это должно быть понятно всякому объективному религиоведу. Тем более, что в архиве саентологов документированы акты признания со стороны францисканского монаха, баптистского пастора, Епископа Движения святой библии и других служителей протестантских церквей, ряда религиоведов, имеющих ученые степени доктора философии.

Если бы книги Хаббарда пришли в Россию хотя бы двадцать лет назад, имело бы смысл подчеркнуть тот момент его биографии, когда он, боевой флотский офицер, находящийся на излечении от множественных ранений, заинтересовался возможностями психологической реабилитации человека. К несчастью, ныне в России, и никогда не жалевшей «пушечное мясо» своих граждан, фактически утратили уважение к ветеранам. Многие журналисты подвергают сомнению заслуги фронтовиков. Вот и недоброжелатель саентологии описывает Рона как контуженного, не получившего своевременную психиатрическую помощь и одержимого навязчивой идеей отмщения психиатрам9. Такой выпад вряд ли можно счесть проявлением обычной авторской субъективности. Трудно назвать это иначе, чем подлостью.

Рон Хаббард, как и многие молодые люди тридцатых годов в Америке и России, рос романтиком. Ушло с исторической сцены поколение, помнившее энтузиазм перелетов из СССР в Америку через Северный полюс, международные спасательные экспедиции в Арктике. А как раз в те годы юный Хаббард освоил планер и винтомоторный самолет, водил исследовательскую шхуну на Аляску. Такому человеку хочется верить. Возможно, мое впечатление обусловлено памятью о летной форме моего отца, о несбывшихся мечтах матушки, собственными аэроклубовскими приключениями. Но в годы моего детства не только я, а, наверное, каждый второй из русских мальчишек мечтал стать летчиком.
Есть и еще важный момент. Летчиков воспринимали, как представителей надежного здравого рассудка и характера, в отличие от презираемых социальных ученых, обслуживающих власть — профессиональных болтунов, хвастунов и «обещал». Интеллигенция шестидесятых взахлеб воспевала беллетриста из пилотов — Антуана де Сент-Экзюпери, которого и сегодня в России ценят больше, чем на родине. Времена изменились, но и сегодня многократно переиздаются русские переводы книг Ричарда Баха, мистика за штурвалом самолета. Угадал ли я причину, но факт налицо. Единственный момент в биографии Хаббарда, не подвергаемый у нас очернению — это его летные увлечения и исследовательская деятельность. Зато о них критики стараются просто умолчать.

Хочется мне верить Хаббарду еще и потому, что уже чуть ли не сорок лет я наслаждаюсь чтением научной фантастики, к становлению которой приложил немало усилий Рон. Его друг Фредерик Пол, благожелательные коллеги Роберт Хайнлайн и Альфред Ван-Вогт, другие авторы, чьи отзывы упомянуты в рекламных изданиях дианетики и саентологии — для меня не пустые имена, а референтная группа лиц, мнение которых по-настоящему авторитетно. Любители фантастики в Советском Союзе, в те годы, когда она издавалась весьма ограниченно, составляли особый клан. Не случайно социологи включали признак чтения литературы с моделями будущего в тест индикаторы для выявления потенциальных диссидентов, для фиксации неудовлетворенных действующим социальным строем. Сейчас ситуация в книгоиздании резко изменилась, но авторитет фантастов, как футурологов и политологов у отдельных писателей сохраняется (Борис Стругацкий хотя бы).

Естественно, что такая позиция никогда не распространялась на всех граждан страны. Но и человек, предпочитающий авантюрному сюжету философские труды, вряд ли согласится с мнением Ч. Спая о том, что психологию и религию может соединить лишь мозг писателя-фантаста. Связь психологии и религии не отрицал никто из серьезных мыслителей, а труды Карла Г. Юнга и Виктора Франкла, давно ставшие классикой на Западе, ныне органически влились и в понятийный аппарат отечественных гуманитарных наук. Впрочем, об этом еще будет рассказано подробнее во второй главе книги. Здесь же имеет смысл подчеркнуть лишь одно. Идеями создания новой церкви, новой религии были насыщены многие фантастические романы того же Р. Хайнлайна, одного из любимцев американских студентов шестидесятых. Идеи эти носились в воздухе. И их ничуть не лишало достоверности, обоснованности, прогностической силы то обстоятельство, что их произносили и фантасты. Так, идея построения коммунистического общества не утратила своего серьезного значения для идеологов только оттого, что была использована в фантастических романах Ивана Ефремова или братьев Стругацких. Идея недопустимости ядерной войны на Земле не стала несолидной, нереспектабельной, вообще бредовой оттого, что ее разделяли многие писатели- фантасты. Напротив, тогдашние руководители Советского Союза санкционировали издание на русском языке романов-предупреждений, «Марсианских хроник» Рея Бредбери и другой подобной литературы именно потому, что понимали — фантастическая литература есть мощный источник формирования мировоззрения. Отсюда ясна несостоятельность попыток диффамации идей Хаббарда, привязывая их к его литературной деятельности.

Современная молодёжь кажется мне более прагматичной, чем своё поколение. Но и для них в личности Рона нетрудно найти привлекательные качества. Ведь сегодня мы знаем множество попыток основать новую религию, которыми и характерен XX век. Успех на этом поприще далеко не всегда определяется интеллектуальным притяжением новых пророков. К примеру, Георгий Гурджиев был весьма популярен по масштабам дотелевизионной эпохи, а его мысли ценятся сторонниками эзотерического знания и пол столетия спустя после его смерти. Однако ему не удалось, как он ни старался, свести концы с концами в финансовом плане. Доходы от чтения лекций, проведения семинаров, издания книг, заработки членов его духовной общины — все сгорело в выплатах аренды за помещения. А вот менеджерские способности Хаббарда бесспорны. У него получилось то, что он и планировал: соединить честность и точность Гаутамы Будды с продуктивным прагматизмом Генри Форда.

ii. Угроза общественному порядку

Ещё одним пугалом, формирующим отрицательное отношение общественности к религиозным общинам, включенным в список “тоталитарных”, являются образы преступников и революционеров, исповедующих нетрадиционное, “сектантское” мировоззрение. Я видел десятки фильмов, в которых злодеи создавали послушные им общины, присваивали себе функции пророка или Верховного Существа и наводили ужас на законопослушное окружение. Ни одного боевика, где герой, напротив, был бы сектантом, борющимся за свободу совести, нам не показывали. К сожалению, даже известнейший каратист Чак Норрис снимался в сериале, изображая борьбу своего героя — техасского рейнджера со зловещим организатором секты. Чак Норрис — поклонник и сторонник саентологии и здорового образа жизни. Мог ли он предполагать, что в России его герой будет служить запугиванию населения саентологами — “тоталитарными сектантами”?

Пытаясь добиться в редакциях питерских газет публикации своей точки зрения на эту проблему, я столкнулся с тем, что не только журналисты, но и работники, их обслуживающие (секретари и т.п.) уверены в том, что наши агенты спецслужб проникли во все секты (что возможно) и что раскрыли там некие ужасающие тайны, оправдывающие любые меры по отношению к их членам (а вот это крайне сомнительно). Сколько можно терпеть, взволнованно говорил одна секретарша, — кругом преступность, на улицу страшно выйти. Действительно, на улице нынче страшно, но ведь неизвестно нам, чтобы какой-то кришнаит или саентолог совершил уголовное преступление. Если бы такое случилось, тут уж пресса бы не постеснялась раздуть пропагандистскую кампанию. Но ведь из ничего скандал устроить трудно. Если бы наши доблестные контрразведчики имели факты о шпионской деятельности сектантов, то опять-таки не вижу причин, по которым они щадят репутацию зарубежных пророков и скрывают от общественности свои разоблачения. Из молчания нетрудно сделать вывод об отсутствии надежной информации, а из распространяемых, в том числе и офицерами, слухов и сплетен — вывод о наличии особых причин для клеветы.

Одной из таких причин, возможно, выступает солидарность спецслужб и полиции Штатов и России. Странно, разумеется, предполагать, что такой союз побуждает одну спецслужбу обвинять секты в работе на вторую, по их тайной между собой договоренности. Я и не предполагаю наличие заговора. Скорее, речь может идти о едином полицейском, “ментовском” мировоззрении, четко увязывающем неприятности с одними и теми же группами риска с самых разных странах. Так, американские полицейские избивали Рэмбо и пытались остричь его длинные патлы, видя в нем смутьяна. Так же советская милиция и ее добровольные помощники из народных дружин стригли и били наших доморощенных хиппи, подозревая в них агентов мировой буржуазии. По той же схеме рождаются общие убеждения правоохранительных органов относительно сектантов: убеждения на деле оказывающиеся предубеждениями.

Признаюсь, когда я познакомился впервые с материалами статьи, сравнивающей Хаббарда и академика Сахарова как двух великих правозащитников, то меня это несколько покоробило. Однако, как это часто бывает, мои личные предубеждения были порождены недостатком информации. Позднее я прочел о том, что Хаббард был первым гражданином США, заговорившем в открытую о преступной деятельности ЦРУ, назвав эту организацию агентством мошенников с грязными целями. Тогда, в 1951г., он рискнул обвинить их в финансировании исследований в области нейрофизиологии, гипнотического и медикаментозного воздействия на личность, в организации экспериментов над заключенными и случайными людьми ради разработки методов манипулирования поведением. Через 25 лет конгресс США фактически подтвердил его правоту. Но в начале пятидесятых, в разгар холодной войны, после только что прошедших заседаний комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, выславшей из страны или подвергшей судебному преследованию ряд знаменитостей, нужно было огромное мужество для того, чтобы “бросить перчатку” спецслужбам. Для меня даже удивительно, что такого человека просто не “устранили” без шума, ибо в Советском Союзе действовал принцип: нет человека — нет и проблемы.

Много десятилетий советская пресса пользовалась “горячими фактами” о неэтичной деятельности американских спецслужб в своих целях. По-другому и не бывает, другого и ждать не приходится. Но зачем же от нас скрывали, что эти разоблачения — отнюдь не плод работы советских разведчиков, а заслуга Хаббарда. Зачем, с какой целью об этом умалчивают и сегодня, рисуя действия саентологов как вдохновленные Врагом рода человеческого? Кое-кто из американских писателей с чувством юмора советовал сенатору Маккарти обратить внимание на тот факт, что мода носить рубашки навыпуск появилась в США в результате внедрения в ее благопристойную жизнь русской агентуры со своими привычками. А уж Хаббарда и подавно могли обвинить в работе на коммунистов. Нам следовало бы помнить об этом сегодня, когда саентологов подозревают в работе на американскую разведку.

Позднее, в 1956г. Хаббард оказался и врагом ФБР, поскольку саентологи разоблачили стимулированный группой психиатров “Аляскинский Проект по охране душевного здоровья”. Фактически это была попытка втихую протащить через конгресс закон об организации ГУЛАГа на Аляске, причем отправляли бы туда без суда и следствия, по произволу чиновников и психиатров. Члены саентологической церкви привлекли внимание к этому проекту, собрали массу подписей под протестами, остановили эту угрозу. В ответ началась травля саентологов, инспирированная спецслужбами, которые пытались по обыкновению свалить вину “с больной головы на здоровую”. Однако саентологи научились держать оборону и даже добились смещения действовавшего против них чиновника Интерпола, доказав его нацистское прошлое и коррумпированность. Об этом следовало бы знать нашим патриотическим политикам, опасающимся, что за спиной саентологической церкви к нам в Россию проникают «лапы» западных спецслужб.

iii. Угроза здоровью, жизни и семье

Критики новых религиозных движений стремятся создать у аудитории средств массовой информации впечатление, что все они (или хотя бы попавшие в перечень “тоталитарных”) заняты деятельностью повышающей риск коллективного самоубийства, влекущей расстройства психики и физического здоровья. Способ избран простой и довольно подлый. В десятках статей ангажированных журналистов повторяются зловещие фразы из дневника члена общины Богородичной (Марианской) Церкви, попавшего в московскую психиатрическую клинику. В выступлении изучавшего его врача эти фразы были поданы как типичные примеры агрессивного и суицидального мышления всех сектантов. Тиражируя этот патологический пример, СМИ добиваются панической реакции у родителей и знакомых членов НРД, особенно молодых. А ведь в НРД по непроверенным данным патриархии свыше полумиллиона верующих. Чего же стоит специалист-психиатр, сделавший по одному-двум (да хотя бы десяти) клиническим случаям выводы о психическом здоровье полумиллиона сограждан? Вот это и называется примером тоталитарного мышления.

Сам Хаббард неоднократно заявлял, что не собирается заниматься исцелением психически больных. Однако ведь ни в одном дианетическом центре у приходящих не спрашивают медицинской карты. Кстати, Российской общество психиатров на чрезвычайном заседании президиума признало неправомочными выводы и рекомендации упомянутого врача — своего ученого секретаря, проф. Ю. Полищука . Оно вняло не столько протестам Независимой психиатрической ассоциации России, сколько заявлениям Американской психиатрической ассоциации и Международного комитета по злоупотреблениям психиатрией и психиатрами. Тем не менее активисты Комитетов по защите молодежи и семьи продолжают публиковать в сочувствующих им изданиях Москвы и Петербурга статьи, где уверяют, что какие-то неизвестные массы ведущих психиатров и психологов России доказали наличие психотронной и психотропной обработки молодежи в “тоталитарных сектах”. И это при том, что уже и сам Ю. Полищук заявил в прессе о невозможности управления сознания, «зомбирования» членов сектантских общин.

У самого же Хаббарда взаимоотношения с американскими психиатрами были испорчены его резким выступлением против методов электрошоковой терапии, против применения наркотиков и транквилизаторов в лечении, против методов хирургического удаления части мозга больных, навсегда изменяющих его поведение. При этом он руководствовался не только этическими соображениями, но и теми возможностями обезболивания, которые открыл сам. В архиве российских отделений саентологической церкви и центров дианетики накопились десятки документированных свидетельств врачей, использующих приемы одитинга в травматологии, реанимации, после операционной реабилитации пациентов и т.п. Саентологи выезжали для оказания помощи жертвам землетрясения в г. Нефтегорске на острове Сахалин. Дианетические методы способствовали снятию стресса у тех, кто участвовал в спасательных мероприятиях и не мог позабыть горы мертвых тел, и у детей, направленных на излечение в больницы г. Хабаровска. И вот именно после этой благотворительной акции саентологи попали на глаза “спичрайтерам” борющихся за голоса избирателей партийных вождей. Желая сыграть на защите традиционного для России православия, они присоединились к измышлениям тех, кто считает НРД подготовкой к концу света и Страшному Суду.

Но тут уж саентологи и вовсе ни при чем. Хаббард склонялся скорее к признанию восточного учения о перевоплощении, а последнее не стыкуется с эсхатологией. Такие книги Рона, как “Дорога к счастью”, “Супружество”, “Проблемы работы” обсуждают рецепты достижения возможно банальных ценностей, но пронизаны жизненным оптимизмом. Трудно отыскать логику в действиях Комитета по защите семьи, нападающего на тех, кто вовсе и не призывает ни к монашескому аскетизму, ни к вегетарианству, ни к воздержанию от брачных отношений. Вот их поведение вполне можно объяснить диктатом стоящих за их спинами сил, своего рода полувоенной или полусектантской дисциплиной. Оставлю читателю выбор стороны, которая больше заслуживает доверия.

iv. Угроза разуму и культуре

В Советском Союзе выросло несколько поколений людей, совершенно не восприимчивых к возможности рассуждать с позиции примата духа, гордящихся своим материализмом, готовых критиковать любые идеалистические доктрины. Еще недавно их точка зрения была ведущей в общественном мнении. И вдруг средства массовой информации стали их игнорировать, день и ночь транслируя противоположные воззрения. Стихийных атеистов и агностиков, ученых-материалистов приглашают в эфир и на страницы печати только тогда, когда надо продемонстрировать несогласие науки с НРД. При этом тщательно скрывается то обстоятельство, что у приглашенных не меньше возражений и против традиционных церквей. Такое свободомыслие в разрешенном диапазоне граничит с откровенной клеветой, поскольку ученые не понимают, что их мнением откровенно манипулируют. Борьба с суевериями превращается в охоту на инакомыслящих.

Мне приходилось лично видеть психиатра, который, чтобы убедиться в выздоровлении пациента, спрашивал у него, согласен ли тот с академиком Т. Заславской, сторонницей “рыночной” экономики. Выступающие ныне в прессе психиатры нередко следуют такой же извращенной и совсем не научной логике. Свободный выбор неразделяемых ими постулатов, выбор догматов церкви меньшинства они готовы толковать, как раздвоение личности. Однако ни один из таких психиатров не вызвал “скорую помощь” к нашим политикам, в одночасье отказавшихся от убеждений, с которыми они прожили десятилетия.

Хаббард принципиально делал ставку на рациональный компонент сознания, отвергая устойчивое мнение о сугубо иррациональных корнях религиозной веры. Уже потому предлагаемая им система мировоззрения способна в чем-то согласоваться и с воззрениями материалистов, и, следовательно, им вовсе не обязательно бороться против нее. В то же время НРД, в отличие от традиционных, пытаются идти в ногу с временем и использовать технические новинки ХХ века для демонстрации достижений подвижников или особых состояний духа. У саентологов имеется прибор Е-метр, регистрирующий, стерта ли у адепта память о неприятных, болевых эпизодах, перешли ли воспоминания из “реактивного” ума в рациональную, осознанную его часть. Фактически прибор отражает влияние разума на изменение сопротивления тела. Когда человек думает, представляет умственный образ, переживает происшествие, он изменяет энергопотенциал разума. Эти изменения влияют на незначительный поток электрической энергии, генерируемой Е-метром, что и вызывает изменение показаний стрелки прибора.

Для суеверных противников НРД такие технические средства кажутся зловещими психотронными агрегатами для “зомбирования” всех, кто к ним прикоснется. Другой части суеверных людей эти приборы представляются демонстратором чудесных контактов с Богом. В связи с этим необходимо заметить, что культовую роль может исполнять не только икона или “туринская плащаница”. А именно культовое назначение, именно использование Е-метра для достижения просветленного состояния “клира” документально заверили эксперты богословия во время процесса в США, когда противники саентологии пытались добиться признания этого прибора средством коммерции.

Одним из особенно чувствительных и имеющих успех в массах является такой аргумент противников НРД, как разрушение ими традиционной русской культуры во имя наднациональных ценностей. Поэтому сегодня общины саентологов пока что допускают помогать раненым в госпиталях или осуществлять иные благотворительные акции. Однако освящать военные училища и шахты для стратегических ракет призывают лишь представителей православия. Именно военнослужащих и казацкие сотни сегодня запугивают экспансией НРД, ставя последним (!?) в вину потерю влияния России на мировой арене, упадок отечественной промышленности и засилье зарубежных фильмов и музыки на ТВ. Выходит, что нашего патриота воспитывают так, чтобы он принимал подаяния и одновременно “кусал руку дающего”, принимал помощь и сочувствие и агрессивно ополчался на тех, кто его этой помощью унижает. В психологии это называется не патриотизмом, а “комплексом неполноценности”.

Упоминавшийся диакон Кураев объясняет свою борьбу с “сектантами” своего рода “профилактикой”, пониманием того, что ищущие синкретической религии рано или поздно будут гнать и казнить христиан. Раз уж он проецирует собственные мотивы на других, ему выбор молодежи кажется следствием обмана, подкупа, злоумышленного гипноза — чего угодно, ибо свободное отрицание разделяемых патриотом исповеданий представляется неестественным и невыносимо для его мироощущения.

Я могу понять эти чувства и даже разделяю некоторые из них. Однако не премину заметить, что, как и в случае с позицией атеистов, возмущение происходящим, ощущение крушения страны и культуры ловко канализуется определенными силами. Вот этим вы, граждане, можете возмущаться, вот с этим можете бороться, а на остальное не покушайтесь. Образ врага русского народа, русской культуры при снятии “табу”, устранении коммунистической цензуры качнулся, сменив пугало империалиста на жупел семита, сионского мудреца. В московских кругах запаниковали, ожидая погромов. И тогда появились срочно созданные образы новых врагов — лиц “кавказской национальности”, “тоталитарных сектантов”, мешающих торжеству официального православия. С исламом сражаться — себе дороже, ну а сектантов не жалко. Если они не носят особой униформы вроде кришнаитского “дхоти”, так еще и удобнее. Можно пугать с трибун съездов партий и митингов этой невидимой, неразличимой опасностью, как пугали в тридцатые годы троцкистами и новозеландскими шпионами.

Тактика, казалось бы, беспроигрышная. Но и в ней бывают просчеты. Так, на фестиваль славянских народов приглашают певца Сашу Малинина в качестве наиболее русского исполнителя наиболее национально проверенных мелодий и текстов. А вдруг оказывается, что Александр выступает еще участником саентологических презентаций, в какой-то мере их пропагандистом. В чем тут дело? В идейной неразборчивости эстрадной звезды? Или в сектантской ограниченности мировоззрения идеологов русского возрождения? На мой взгляд, вернее второе.

v. Угроза коммерции и престижу деятельности

Марксистская методология учила находить в основе любых социальных институтов финансовые корни. Эта подоплека событий должна учитываться и при отказе от собственно материалистической догматики. Сам Рон Хаббард считал, что причиной озлобления против него у ассоциаций психиатров является тот факт, что он отнял у них доходы, измеряемые миллиардами фунтов стерлингов. Конкурентом он оказался и для фармацевтических компаний, поскольку практиковал исцеление без использования медикаментов. Почти все НРД на Западе имели конфликты с налоговыми органами. Важно отметить, что в отличие от многих саентологам удалось выиграть все процессы, возбужденные против них в целях доказательства коммерческого характера их деятельности. Опровергли они аналогичные обвинения и со страниц одного из влиятельнейших американских изданий — журнала “Тайм”.

В России саентологи каких-либо производственных мощностей не имеют, ограничиваясь сугубо благотворительными акциями. Так, в частности, ими внедрена в практику программа “Нарконон” — система реабилитационных услуг и курсов для обучения лиц, страдающих от алкоголизма и наркомании. тем не менее многих людей, воспитанных в русской культуре, отталкивает от саентологических центров их практика активного распространения своих изданий и абонементов на посещение курсов. В этом случае мы сталкиваемся с различиями в оценочных стандартах культур. Для русского человека кажется неприемлемым сочетание делячества, торгашеского духа и церковных, священных ритуалов. При этом закрываются глаза на торговлю церковной утварью в преддверии православных храмов. Не замечаются попытки церквей вернуть себе недвижимость, приносящую доход. Смущенно удивляются, обнаружив, что диакон Кураев распространяет ксерокопии оттиска своей статьи из журнала “Новый Мир” по цене, существенно большей, чем целый том переведенного на русский язык Хаббарда. Снова и снова в оценке НРД и традиционной конфессии проявляется “двойной стандарт”.

Наверное — это неизбежно. Воспитанному в русской культуре человеку привычнее принести своей церкви жертву и поклясться ей в вечной верности, тогда как саентологи заключают со своей церковью контракт — на пятилетний срок или навечно. Это вроде бы формальный нюанс позволяет кое-кому лишний раз подчеркнуть коммерческий характер западных церквей там, где на деле о нем нет и речи, а имеется лишь привычная для капиталистического общества внешняя юридическая оболочка явлений. Тех, кого русское духовенство именует служителями Сатаны, Хаббард называет Торговцами Хаосом. Хотелось бы, чтобы русские верующие поняли незначимость этих стилистических различий в словоупотреблении. Тем более, что тому есть и примеры. преподобный Альфред Джонсон говорил о деятельности Хаббарда, как о принесении последней жертвы в оплату свободы, справедливости и равенства. . Говорил, что только враги Бога и человека пытаются представить технологию Хаббарда порочной и далекой от Христа, тем самым служа тому самому Хаосу. А яростные критики Хаббарда из Петербургской епархии, упрекая его в недостаточном почтении к Христу, тем не менее не сомневаются, что он “создал именно религиозную систему, испытав сильное влияние восточного религиозного сознания” . Противопоставление здравого смысла, руководящего купцом и менеджером, и “священного безумия”, вдохновляющего религиозного пророка, действенно сегодня лишь до известного предела. Житейский успех оказывается для американца критерием истинности его вероисповедания, что бы под ним ни подразумевалось. Выбирая типично американский путь к счастью, часть современной русской молодежи, несомненно, изменяет традиционным приоритетам своей культуры, в которой “технологичность” ценилась менее оригинальности или сиюминутной, порожденной импульсной потребностью конъюнктуры. Но предложенный Хаббардом комплекс идей при внимательном анализе оказывается не столько американским, сколько наднациональным, влияющим лишь на людей определенного психологического типа.

Фактически учение саентологов никогда не будет отбирать паству у православной церкви. Во-первых, потому, что оно ориентировано на психологический склад людей, рассматривающих самих себя как “архитекторов своей судьбы”, а не на большинство русских, привыкших считать себя зависимыми от внешних обстоятельств или высших сил. Во-вторых, потому, что наднациональные религии “третьего поколения” или “третьего уровня” не конфликтуют с предыдущими, разрешая их адептам сохранять любые обряды, молиться (при желании) в любом храме и т.п. Если же и в таких условиях православие уступит часть своей потенциальной аудитории другому вероучению, то, может быть, чело даже не в воле Бога, а в том, что невозможно слушать проповедников, запутавшихся в своей аргументации. тех, кто на одной странице своей книги пишут, что Хаббард, “несомненно, создавал религию”, а на другой — что “кощунственно называть эту коммерческую подделку религией”. Православие выжило и помогла выжить русским эмигрантам после революции в американском окружении. Но в конце концов от религии требуется что-то большее, чем служить для консервации традиций.

vi. Классификация страхов и предубеждений

Анализируя приписываемые саентологам “грехи”, можно выделить три типа измышлений. Во-первых, речь идет о сознательной клевете, о приписывании чуждой церкви таких черт, такого поведения, которого в реальности не было никогда, но которое, по определению, присуще врагам русской культуры. Во-вторых, возможно чисто эмоциональное преувеличение имеющих место фактов в соответствии с поговоркой “у страха глаза велики”. В этом случае извращение фактов происходит неосознанно, а из-за непонимания и подмены целей поведения оппонента. В-третьих, речь может идти о полностью подтверждающихся формах поведения, которые считаются не согласующимися с рациональными критериями в рамках русской культуры. Однако, если ставить перед собой задачу нахождения общего, а не задачу доказательства несовместимости, то и последнее мнение будет вымыслом, только искренним заблуждением с точки зрения стороннего наблюдателя.

В своих работах я неоднократно подчеркивал сводимость всего разнообразия человеческого поведения к типологии, основанной на семи психологических координатах. Здесь нет места подробно останавливаться на том, что в науке называется “изоморфизмом моделей”; на том, что обусловлено вниманием к одним и тем же первоисточникам в древневосточной философии и современной психологии. И все же полезно составить небольшую таблицу, из которой читатель получит представление о типологии клеветнических реакций, подчиняющейся тем же, что и любые реакции, координатам.

Соответствия между психологическими категориями и спроецированными на саентологов предубеждениями и страхами аудитории

Психологические категории: психические процессы, подструктуры личности, групповые процессы, типы потребностей, виды деятельности, психические состояния, социальные статусы.	Типы страхов и обвинений
1. Эмоции, темперамент, эмоциональная идентификация, витальные потребности, потребление, любовь, стресс, иждивение, пол.	Угроза жизни, эмоциональной устойчивости и семье.
2. Память, опыт, адаптация, потребности движения, быт, игра, персеверация, происхождение, возраст.	Угроза неопытной молодёжи.
3. Мышление, интеллект, принятие решений, потребности исследования, культура, познание, диссонанс, вера, образование.	Угроза разуму и культуре.
4. Восприятие, сознание, коммуникация, потребности окружения, сообщение, идеология, медитация, язык, нация.	Барьер для коммуникации за счет очернения лидера, его окружения.
5. Воображение, способности, соревнование, потребности завершения, досуг, творчество, депривация, наклонности, специальность.	Угроза развитию способностей и профессиональным достижениям.
6. Воля, характер, управление, потребности обороны, борьба, труд, фрустрация, класса должность.	Угроза общественному порядку.
7. Внимание, мотивация, консолидация, потребность самоутверждения, накопление, политика, мания, собственность, престиж.	Угроза доходам, собственности и престижу.

Из таблицы так же видно, что борцы с НРД видят в них угрозу для всех подструктур личности верующего и всех видов его деятельности. В то же время саентологов сравнительно редко упрекают в подавлении способностей, так как среди них много «звёзд» культуры.

V. Исцеляющее слово

«Дух дышит, где хочет»
От Иоанна, 3:8

В этой главе речь пойдет об особенностях научной концепции Хаббарда, которые могут быть вкратце сопоставлены с постулатами других исследователей человеческого поведения. Сам Рон стремился к тому, чтобы созданная им наука обосновала религиозную практику, но подчеркивал различия между дианетикой как наукой о здоровом разуме и саентологией как прикладной философией жизни. Для меня как психолога естественно оценить дианетику в отрыве от саентологии как часть психологического знания. При этом для меня совершенно не важно, что Хаббард формально не обучался философии в университетах.

Большинство же наших критиков дианетики, к сожалению, демонстрируют приоритет формальных степеней и званий над оценкой реального вклада ученого, да и, честно говоря, мелочность, мизерность собственной личности. К примеру, если один из факультетов Мосгосуниверситета (журналистики) присуждает Хаббарду почетную степень по литературе, то типичный активист созванивается с другим факультетом, убеждается в том, что тот степень не присуждал, и подымает шум в прессе по поводу распространяемого саентологами обмана. Убедиться в собственной ошибке можно было гораздо быстрее и легче, чем предполагать склонность к рекламному обману у других. Но подобные критики проецирую собственную тактику на других.

Хаббард в экспедициях занимался разными проблемами, достаточно серьезными (картографированием, например). Однако даже это нашим критикам трудно признать, и они рекомендуют Рона как участника всего-навсего киноэкспедиций. Особенно тяжело им признавать компетенцию инженера и физика в гуманитарной области. Меня это не смущает нисколько. Я и сам, кроме психологического, имею два технических диплома. Могу, стало быть, и ценить технологическую четкость, и ощущать ее естественные ограничения. По крайней мере, имею базу для сопоставлений, которые не приходят в голову журналистам и священникам, берущимся судить о дианетике.

Первые рукописи по дианетике и, очевидно, само название появились у Хаббарда в 1947-1948гг. То есть сразу после шумного успеха, завоеванного в умах современников винеровской кибернетикой. Кибернетика и дианетика — в созвучии терминов ощутимо и влияние Винера, и стремление Хаббарда к подчеркиванию различия в своем подходе. Он уже пришел к выводу о доминировании, о господстве функции системы над ее структурой. И, поскольку кибернетика исходила скорее из обратного положения, привлекала внимание ученых к схемам управления, к строению системы, имеющей главный центр и связи с органами, то дианетика во главу своего анализа приняла процесс.

Вторая часть термина, “-нетики”, этимологически связанная с древнегреческим словом “нус”, повлекла за собой массу разночтений, которые имели место задолго до рождения Хаббарда, но и сегодня приводящие к недоразумениям. Даже в архиве российских саентологов название основополагающего труда варьирует в четырех модификациях. Наука о “душевном здоровье”, о “духовном” здоровье — эти варианты принимаются как синонимы. Однако, приняв с трудом отождествление психики и души (что тоже не является общепринятым), большинство психологов и я сам будут настойчиво отрицать синонимию психики и духа, психики и ума. В этом, далеко не схоластическом, споре о содержании слов коренятся причины взаимного недопонимания психологов и дианетиков.

Факт есть факт. Двенадцатилетним мальчишкой услышав о работах Фрейда, Хаббард еще не имел причин для ссоры и конфронтации с психоаналитиками. А вот дальнейший жизненный путь показал, что ученые психиатры и психологи не торопились принять достижения Хаббарда. Несмотря на прогресс, достигнутый психиатрами в своей области, они до сих пор применяют психотропные препараты и электрошок. Психиатрия до сих пор используется в политических целях. Хаббард обнаружил, что цели дианетики и психиатрии различаются слишком сильно. Поэтому взаимные обвинения продолжают появляться там, куда приходит технология Хаббарда”.

Серьезному исследователю обычно претят попытки некоторых научных школ превратить свое учение в неприкасаемую икону, в предмет некритикуемого поклонения. Иногда такой стиль отношения к трудам учителя проявляется у последователей действительно великого мыслителя. К примеру, много веков авторитет суждений Аристотеля был таков, что никому не дозволялось выражать сомнения о его посылках и выводах. Часто весьма заурядные умы требуют от своих студентов бессмысленного зазубривания своих формулировок, сдачи зачетов и экзаменов точно по тексту прочитанных лекций, хотя по предмету имеются более основательные учебные пособия. Думаю, что уровень интеллекта и широта кругозора Хаббарда были таковы, что он лично не стал бы возражать против применения процедур самосовершенствования к своим теоретическим и практическим положениям. Насколько я могу судить, его беспокоили лишь явно предвзятые нападки, в которых он справедливо усматривал заговор конкурентов и неких третьих сил “подливающих масла в огонь полемики”.

Судя по его работам, сам Хаббард был заядлый полемист, неоднократно ставивший своей целью опровергнуть постулаты авторитетных мыслителей, работавших в той же или смежных областях. Уже потому ни о каком плагиате у Фрейда не может быть и речи. Ведь Рон принципиально принимал противоположные воззрения за основу своей доктрины. Возвращаясь к упомянутым разночтениям в переводе русского названия его основного труда, замечу, что подобные встречаются у всех философов, обсуждающих хотя бы тексты Платона и других античных идеалистов. “Нус” как разум и “нус” как дух чередуются в тысячах диссертаций и прочих вторичных продуктов университетских кафедр. Далее возникло богословское выделение триады “тело, душа и дух”. Разницу между душой и духом признают отнюдь не все почитатели Евангелия, но для нашего анализа достаточно помнить о противоположении обеих этих категорий телу или плоти.

Все четыре варианта названия книги Хаббарда в русском переводе подразумевают НЕ ТЕЛО; нетелесное, доминирующее над плотью. У Фрейда же в основе его доктрины было положено представление о господстве энергии плотского влечения над всеми прочими. Даже самые высокие проявления человека, творческие акты Фрейд трактовал как сублимацию того же полового влечения, против чего так долго сопротивлялась отечественная психология с ее марксистскими постулатами. Так о каком же плагиате может идти речь в этом случае? Не называют же Николая Лобачевского, отвергшего аксиомы Евклида и придумавшего собственную геометрию, плагиатором Евклида. Нужно быть очень враждебно настроенным читателем, чтобы не отличить плагиат от новаторства.

Вот таким способом, превращаясь в некий живой прибор Е-метр, я могу пройтись по текстам дианетики, выслушивая, “одитируя” их автора, общаясь с его бессмертным духом. Живой автор редко любит попытки как-то перетолковать, переиначить его произведения. Но именно такой подход, а не зазубривание священного канона обеспечивает им (произведениям) долгую жизнь. Так и Евангелия живы постольку, поскольку с их толкованием после Августина и Иоанна Златоуста выступали Фома Аквинский, Лютер, Фокс и другие реформаторы.

В психологии в составе психики уверенно выделяют, по меньшей мере, процессы мышления, чувств, воли. (В моей концепции в этой цепи участвуют еще и память, воображение, восприятие, внимание.) Названным процессам соответствуют три (или семь) личностных структур: интеллект (ум), темперамент, характер. Уже отсюда ясно что более широкое понятие психики не может быть синонимом ее подсистемы — разума. Потому наука о психическом здоровье не есть наука об умственном здоровье. Ибо, сосредотачиваясь на особенностях мышления или ума в действии, мы теряем из вида многое из того, что еще входит в понятие психики. Волевые качества Хаббарда, твердый его характер, позволивший организовать армию своих последователей и успешно сопротивляться давлению правительства и толпы оппонентов, невозможно отрицать. Но всякий из нас вспомнит примеры умного, но безвольного человека. Хотя бы поэтому характер никто не отождествляет с интеллектом. А об уме, о закономерностях интеллекта психологам тоже известно многое сверх изложенного или хотя бы затронутого в книгах по дианетике. А ведь есть еще темперамент, есть способности, мотивация, опыт. Потому я как эксперт прихожу к выводу о том, что на деле Хаббард исследовал те же подструктуры и процессы, что и Фрейд: сознание, самосознание, подсознание. Не он один, но очень многие из инженеров, с которыми приходилось встречаться, смешивали Ум и сознание, отождествляли их. Корни для этого смешения нашлись в той самой упомянутой кибернетике.

Вообще целесообразно было бы психологам продумать представление о наличии реактивной (глубинной) составляющей у всех составляющих психологической структуры личности, а не только разума. Или, по крайней мере, у всех ментальных процессов — памяти, мышления, восприятия, воображения, внимания. Философы же и богословы традиционно используют поляризацию общества для подкрепления авторитета отдельных ученых. Николай Бердяев заметил, что психических мир коммуниста резко делится на царство света и царство тьмы, как в религии соперника христианства перса Мани. Теперь представим, как линия Хаббарда оценивалась коммунистами пятидесятых. В Советском Союзе отвергали Фрейдизм — и Хаббард боролся против его засилья в американской психиатрии. В СССР не признавали кибернетику и генетику — и Хаббард развенчивал преувеличенные восторги по поводу притязаний и деклараций этих наук. В Америке идеологи “холодной войны”, ЦРУ и ФБР преследовали граждан с радикальными убеждениями — а Хаббард атаковал спецслужбы за ущемления прав человека. Да ведь это НАШ человек — должны были решить “красные”.

В те годы авторитет западных интеллектуалов — физиков французского семейства Жолио-Кюри, английского лорда Бертрана Рассела, математика и философа, помогал советскому правительству формировать благосклонное к его политике общественное мнение в Европе. Конечно, было бы весьма удобно расширить свое влияние и в Штатах. Представители “Амторга”, американо-российского торгового общества, предлагали Хаббарду все условия для работы в России: старую квартиру академика Павлова, расходы на лабораторное оборудование, жалование в 200000 долларов в год. Об этой истории Рон вспоминал в 1958г. Сегодня она кажется почти неправдоподобной, ибо с тех пор руководство Союза и России больше надеялось на силовые методы управления, чем на психологические. Уговорить Рона на отъезд не удалось. Он продолжал заявлять, что в мире не существует ни одного “правильного” политического режима. На что же оставалось надеяться простым людям во всем мире? Тут у Хаббарда сомнений не было. Он верил, что в мире без войн стоит учитывать лишь три фактора: США, Россию и “нашу, саентологическую технологию”.

Дианетика по инерции оспаривала некоторые постулаты Фрейда. Если психоанализ Фрейда претендовал на подтверждение понятия Бога из человеческих мотивов и эмоций, то Рон стремился показать преимущества синтеза религии и его версии науки о психическом. Если Фрейд краеугольным камнем своей доктрины считал принцип удовольствия, то Хаббард снова и снова подчеркивал значение обратного полюса эмоций — боли. Боль невинного зародыша, по Хаббарду, оставляет более глубокие и важные следы на личности и ее судьбе, чем грех, чем вина нарушившего моральный запрет. Но и другие наследники Фрейда пересмотрели фундамент психоанализа. К сожалению, борясь с когортой тех психиатров, что паразитировали на человеческих несчастьях, что боролись с дианетикой за доходы от клиентуры, сам Хаббард допускал несправедливые упреки по адресу всего сообщества психологов. Невозможно согласиться с его утверждением в видеоинтервью 1966г., согласно которому психология никогда не занималась духом человека. Ведь и работы К. Г. Юнга, и книги В. Франкла и ряд других авторов по-своему раскрывали тему смысла жизни, тему бессмертия человеческой сущности и т.п. проблемы.

i. Спор о врождённом и приобретённом в психике

Многим читателям Хаббарда трудно поверить в память человеческого зародыша, в наличие воспоминаний чуть ли не на клеточном уровне. Ведь несколько поколений отечественных ученых отождествляли материализм с догмой о большей важности приобретаемых признаков (в частности, партийного статуса) над врожденными, расовыми или национальными. Этот предрассудок поощрялся борьбой в биологической науке, где с помощью властей учение о генной наследственности было побеждено лысенковской теорией “воспитания” растений. В свете этого предрассудка развитие психологии и социальной психологии долгое время подавлялось предположением о всемогуществе социологической науки.

Кстати, с этим последним предубеждением был связан и еще один вопрос на той встрече. Представитель точных, естественных наук указывал, как это ни парадоксально, на тот факт, что современные криминальные действия и агрессивное поведение в “горячих точках” России никак не могут быть объяснены следами в психическом развитии их участников. Среда, социальное окружение, ситуация решают все, — таков был его вывод. В принципе дианетика вполне могла бы с ним и согласиться, поскольку сам Хаббард подчеркивал, что функция формирует структуру, а не наоборот. Однако более правильно будет подчеркнуть недоразумение, порождающее эти столкновения позиций.

Еще советские философы сломали немало полемических копий в попытках найти убедительное, но марксистски точное разрешение примитивное поставленной проблеме. Нет смысла повторять здесь их аргументацию; важнее отметить, что кажущиеся вершиной материализма барьеры перед воззрениями о роли дородового, пренатального периода в судьбе человека преодолимы в лоне самого материализма. Можно напомнить и тезис из “ленинской теории отражения” о наличии свойства аналогичного памяти у всех видов материи, даже еще не высокоорганизованной. Сегодня же ректор Института психоанализа при Академии гуманитарных исследований Павел Гуревич констатирует вместе со всем миром “правоту тех восточных культур, которые датировали рождение ребенка не с момента его появления на свете, а с момента зачатия” .

Роль пренатального развития теперь признана во многом благодаря трудам трансперсональных психологов, таких авторов, как Станислав Грофф, Кен Уилбер, Руперт Шелдрейк и др. Саентологи вообще-то не склонны ориентироваться на этих исследователей, активно использовавших эксперименты с ЛСД. Но я здесь не пишу о том, кто из них прав. я подчеркиваю, что база для самых яростных возражений против концепции Хаббарда, по сути, уже рухнула, рассыпалась, оказалась недоразумением. Подпольное изучение психологического “самиздата” сменилось вполне легальным. Работы Хаббарда заслуживают этого изучения не менее, чем книги Карлоса Кастанеды или Джона Лилли, к которым также не благосклонна академическая психология. Однако в случае дианетики ситуация осложняется еще и тем, что стихийный материализм естествоиспытателей старшего поколения до сих пор предписывает им становиться скорее на сторону атеиста Б. Рассела, чем на сторону автора, склонявшегося к вере в реинкарнацию. Логические возражения они (естествоиспытатели) придумывают уже позже, истолковывая их как вторичные следствия материализма.

ii. Спор о едином и множественном

Между разными школами психологов давно зафиксированы различия при построении моделей личности. Одни стремятся свести все многообразие поведения к некоей ведущей, центральной регулирующей силе (инстинкту, потребности, мотиву). Другие настаивают на одновременном влиянии целого набора, спектра особенностей психики, способностей, установок и т.п. Конечно, между этими взглядами нет непроходимой пропасти. Однако не случайно первая модель обоснована в монархической Англии, а вторая — в парламентарных Штатах. Отстаивая принцип генерализации, сведения к Единому Хаббард и в этом случае шел против течения американской науки, против мнения сговорчивого большинства.

Отечественный психолог также привык, приучен работать с моделями и методиками, описывающими целый ряд, цепочку, иерархическую “лесенку” человеческих свойств. Поэтому первое впечатление от дианетического принципа выживания — забыто слишком многое, что входило в перечни склонностей, влечений, рефлексов в разных моделях психологии. А ведь в эти перечни входили десятки узнаваемых и легко обнаруживаемых качеств личности. Фактор Кэттелла, гормические параметры Гилфорда, — как бы психологи ни называли комплексы фиксируемых ими черт — между органическими потребностями выживания и социальными интересами, между стадным инстинктом и стремлением к самоутверждению творца отчетливо ощущается уровневое различие.

Но ведь Хаббард, в отличие от его недальновидных критиков, никогда и не сводил цель выживания к потребности в пище или безопасности. Его понимание выживания абсолютно, включая бессмертие духа. Тем самым он воссоединил органическую психологию и духоведение. Единство Хаббард, как и русские философы-космисты, как и советские марксисты, не отождествлял с единственностью. Поэтому при Едином принципе выживания у Рона сохранялась и последовательная иерархия реальных стремлений — динамик, как он называл их. А ведь и без всяких экспериментов и наблюдений в лабораториях, на основе умозрения и анализа уже написанного гуманитариями совершенно понятно, что потребность выживания индивида глубиннее, чем потребность размножения или выживания рода, чем энергия либидо, взятая Фрейдом в основу своей теории. А потребность в бессмертии выше, духовнее, нежели индивидуальные или групповые стремления, краеугольные для прочих психологических теорий.

Отсюда понятно, что данный аспект дианетики (целостность и иерархия категорий) вполне научен и более адекватен предмету психологии, чем упрощения многих титулованных профессоров. Разумеется, при усвоении этих предпосылок учениками и последователями Хаббарда, как и при преподавании любого учения, возможны ошибочные истолкования. Однако подобные явления никогда не служат отрицанием сущности новой научной дисциплины.

iii. Спор об индивидуальном и социальном

Идеологические критики дианетики и саентологии считают их посягательством на традиционные духовные ценности русского народа. Подразумевается при этом якобы не свойственное русскому менталитету преобладание индивидуальных целей над ценностями сочувствия, самопожертвования ради общности, а также приоритет разума над чувствами. В то же время психолог без труда может зафиксировать в нормах проповедуемой Хаббардом морали ориентацию на благо референтной группы, на уступки эгоизма целям общины, той же “Морской организации”, к примеру. Миф об индивидуализме Хаббарда, на мой взгляд, утрачивает опору, если обратить внимание на то, как Рон настойчиво упоминает имена своего наставника Дж. Томпсона и друга В. Дюранта в перечне самых авторитетных мыслителей человечества.

И все же в системе категорий дианетики общество не играет первостепенной роли. Даже православный священник о. Олег (Стеняев) отмечает этот философский изъян: социальное сливается с внешним и исчезает вовсе из поля зрения. А ведь раздражители, вызывающие негативные воспоминания, не только внутри нас — они и вокруг. Для Хаббарда запечатленные болью инграммы в сознании — это всегда следы встречи с социумом. Другой человек есть всегда предвестник и источник боли, будь то избивший беременную жену супруг или осматривающий ее врач.

Однако процесс применения методов Хаббарда проходит как общение между пациентом и саентологом. Разрушение общения, напротив, приводит к тяжелым последствиям. Это понятно, если учесть биографию Хаббарда, семья которого отвернулась от почти слепого калеки, казавшегося недееспособным после выписки из госпиталя. Но Рон не только излечил себя сам, не только научился излечивать невротиков, но и создал организацию, сделавшую своей целью духовное целительство. православный священник считает, что верное в системе Хаббарда было известно со времен Рождества Христова, что мы все обречены на плагиат, на повторение забытого содержания в текстах отцов церкви. что ж, можно согласиться с тем, что наша церковь уже давно не вносит ничего нового в понимание человеческого духа. И причина этого, на мой взгляд, прежде всего в отрицании роли личности. Когда о. Олег, по собственному описанию, читает увещевания монахов-пустынников, усмирявших плоть голоданием, то у него именно в этот момент усиливается аппетит. Психологически это явление всем известно, но священник, как обычно, связывает его с деятельностью дьявола, создающего желание через запрет. Вот в этом приписывании своей слабости внешнему источнику, в этом сваливании вины за что угодно на всесильного Дьявола я усматриваю и некоторые личные черты безвольных людей, узнаваемые черты национальной русской психологии, тягостные характеристики православного мышления.

А место для категории социального в системе понятий дианетики все-таки нашлось. Виды общностей нарастали от семьи, группы, человечества, всего живого вплоть до бесконечности, до восьмой динамики, равнозначной богу. Самое важное, что в подобной иерархии приоритет общечеловеческого над групповым, над национальным, в частности, абсолютно логичен. Тут не может быть и речи о приоритете отряда избранных над непосвящённым большинством.

iv. Спор о повторении и двойственности

Длительный запрет на публикацию психоаналитических трудов в Советском Союзе сегодня откликается двоякими последствиями в пропаганде дианетики. С одной стороны, наши люди не привыкли к азам психоанализа, когда в беседе с психиатром пациент вспоминал самые затертые эпизоды детства. Без извлечения этих следов травмирующих ситуаций, без перевода их на рациональный уровень невозможно излечиться от психоза, который и возник-то из-за подсознательного воздействия этой забытой травмы. Но сегодняшний, даже образованный слушатель введения в дианетику может искренне возмутиться — зачем мне вспоминать свой болевой шок, гораздо лучше, мол, забыть его и тем самым излечиться. В этом случае здравый смысл может ошибаться. А процедуры дианетики рекомендуют повторять воспоминания до тех пор, пока наблюдатель и объективный прибор Е-метр не зарегистрируют действительное стирание травмирующей эмоции. Повторение стресса при процедуре одитинга, выслушивания не тождественно привыканию к боли, адаптации к ней. Исцеление происходит в соответствии с хаббардовской концепцией возвращения, согласно которой пациент (преклир) и одитор оперируют промежутками времени, как бы путешествуя в прошлое.

Циклическое понимание времени важно для представления вечности в некоторых религиях и столь же важно в современных науках. Обращение к этому понятию дианетики является еще одним из ее достоинств и выигрышных моментов в сравнении с академической психологией. Циклический взгляд на жизнь присущ дианетике в принципе. Смерть называется концом цикла. Шкала для оценки эмоционального состояния, разработанная Хаббардом, шкала тонусов также маркирована некими частотными мерками, как шкалы психических уровней Джона Лилли или вибраций мира у Георгия Гурджиева.

В психоанализе Фрейда двойственность мира находит отражение в борьбе инстинкта жизни и инстинкта смерти, Эроса и Танатоса. У Хаббарда такого противоборства в модели личности нет. Выживание, расширяя сознание, превращается в борьбу за бессмертие. В этом, несомненно, сказывается знакомство автора дианетики с восточной философией и религий, связывающими земную жизнь и загробное существование в единую циклическую цепь. И только в одном вопросе Рон оказывается наследником христианского разграничения светлого и черного, доброго и злого. Он категорически отвергает возможность употребления во благо психотропных препаратов, успокаивающих и болеутоляющих средств. Слишком дорого обходится человеку тяга к повторению принесшего облегчение воздействия. И все-таки легко представить себе житейские ситуации, когда подобный экстремизм в отношении транквилизаторов выглядит неоправданным (с моей точки зрения).

Французский просветитель в свое время обвинял секты в механическом повторении и заучивании наизусть мнений, принятых главарями . Это является и верным признаком сектантски узкого мышления в науке. Однако Хаббард писал о своей философии: “Ни один человек не обладает никакой монополией на мудрость этой вселенной”. Нельзя упрекать дианетиков и саентологов в некритичном и заторможенном мышлении только потому, что постулаты Рона кажутся им более приемлемыми, чем постулаты Фрейда, а кодекс саентолога — более доходчивым и современным, чем десять заповедей Моисея.

v. Спор о символах и непознаваемости мира

Новаторы в любой сфере человеческой культуры — авангардисты в искусстве, реформаторы в религии, творцы новых систем и моделей в науке, радикалы в политике — всегда “вызывали огонь на себя” со стороны консерваторов-охранителей, неспроста ревнивых к чужим дерзаниям. Традиционалисты выполняли полезную для общества функцию, за что им честь и хвала, но руководствуясь при этом обычно не самыми благородными мотивами. Убедившись в мизерности собственных возможностей, в отсутствии оригинальных идей, они стремятся заверить и всех прочих в полной бесперспективности новаций, чтобы сохранить высокую самооценку, чтобы не подвергнуть сомнению собственную состоятельность в интеллектуальном, в творческом плане. Кому-то из критиков дианетики пришло в голову, что Хаббард, не добившись официального признания в научных кругах, ловким маневром увел свою доктрину из-под критики, перенеся рассуждения в богословскую область. Мне же представляется, что Рон, напротив, повысил свой уровень притязаний, свой масштаб заявок. Ведь вместо узкого кружка академических психологов и психиатров оппонировать ему теперь могли легионы верующих и их пастырей, вещающих от имени самого Бога.

Единство человеческого мышления обуславливает определенное подобие, сходство, а то и тождественность в используемых учеными моделях познания и неявных системах категорий, к которым прибегают даже настаивающие на непознаваемости Бога теологи. П. Флоренский сопоставлял христианскую Троицу с триадой мышления, воли, эмоций в психологии. В. Л. Соловьев и другие русские философы усматривали в этой психологической триаде отображение культурно-исторических типов. Скрыто полемизируя с признанными в психологии триадами категорий, Хаббард ввел представление о треугольнике “аффинити — общение — реальность”. И эта триада по-своему перекликается с христианской или индуистской троицей.

Как бы ни изолировалась любая дисциплина от науки в целом, чем бы ни объяснялась исторически ее изоляция, рано или поздно она либо прекратит свое существование, либо найдет способы сотрудничества. Дианетики уже пользуются психодиагностическими средствами, такими же, как и все психологи, как бы ни открещивался от связи с психологией сам Хаббард. К методам одитинга проявляют интерес и российские специалисты по психотренингу и психотерапии. Сближение альтернативной дисциплины с родственными ей могло бы проходить гораздо скорее, если бы дианетики позаботились об использовании общих с традиционной психологией терминов, о переводе своих понятий в категории, имеющие философскую базу.

vi. Спор о практике и обучении

Очень часто автор дианетики отбивался от критиков одним универсальным аргументом “Главное, она (дианетика) работает”, имея в виду практику успешного исцеления пациентов, воспоминанием освобождающихся от последствий давнего стресса. Однако мне лично такой аргумент представляется не убедительным. На практику могут ссылаться и психоаналитики классической, фрейдистской школы, и психотерапевты типа отечественных подражателей Кашпировского. А ведь уже и сам Кашпировский публично покаялся в своей деятельности.

Напомним, как Ленин понимал подтверждение теории практикой. Как советские вожди предполагали, что успех советских хоккеистов или шахматистов доказывает преимущества социалистических идей. В свете таких примеров очевидно, что практических эффект не всегда легко правильно “привязать” к учитываемому гипотетическому фактору теории. Только согласование всего понятийного аппарата теории с измеримыми параметрами практики может обеспечить реальное, а не иллюзорное подтверждение концептуальных прогнозов опытом.

Не всегда на такое подтверждение хватает жизни ученого. Тогда очень показательной становится посмертная судьба его мыслей. В отечественной науке десятилетия чуть ли не все ходы фантазии исследователей прикрывались и “освящались” ссылки на якобы следствия из теории академиков психологии — главы московской школы А.Н. Леонтьева и лидера ленинградской — Б. Ф. Ломова, возглавлявшего Институт психологии АН СССР. После их кончины индекс цитируемости их работ сократился тысячекратно, и стало вполне очевидно, что ни теоретический, ни методологический вклад названных авторов в психологию не сопоставим, допустим, с трудами того же Фрейда, которого они упорно критиковали. Дело же Хаббарда после конца его “жизненного цикла” продолжается. Разработанные им практические процедуры легко усваиваются в процессе обучения.

Я далек от утверждения правильности всего того, что без труда мысли осваивается аудиторией, от ссылок на массовое признание доктрины Хаббарда необразованной публикой. Конечно, автору льстило положение его главной книги в списке бестселлеров, и в этом случае он вряд ли выдерживал требование собственного этического кодекса “Не стремитесь нравиться или вызывать восхищение”. Но по-человечески это вполне понятно и не может вызывать претензий. Хуже, на мой взгляд другое. Саентологи занялись работой в сфере образования, подчеркивая, что 60 млн. американцев не могут прочитать газету, что ежегодно из американских школ выпускается 700000 молодых людей (!), которые не в состоянии прочесть собственные аттестаты. Образовательные программы саентологов, предназначенные для США и стран третьего мира, принесли свои плоды. Но в России-то ситуация совершенно иная, хотя последние реформы и сближают ее с вышеописанной. К сожалению, и распространяемые в России переводы книг Рона Хаббарда предназначены для лиц, абсолютно необразованных в гуманитарной сфере. Рейтинг дианетики и саентологии в среде интеллектуалов мог бы быть значительно весомее нынешнего, если бы помимо фрагментов из ранних книг Рона, оформленных по образцу комиксов, были изданы более поздние работы Хаббарда в хорошем переводе и с серьезными философско-психологическими комментариями.

В свое время выдающийся отечественный филолог М. М. Бахтин отмечал, что по влиянию на русскую интеллигенцию на первом месте, со значительным отрывом от прочих теорий, находились психоанализ и антропософское учение Р. Штейнера. Впрочем, отечественные гуманитарии с иронией относились и относятся к попыткам антропософов организовать культ своего основоположника. После семи десятилетий непрестанного возвеличивания лидеров коммунизма вырвавшиеся из-под гнетом пропаганды граждане нашей страны и сами остерегаются создавать новые кумиры, и разоблачают склонность неискушенной молодежи к обожествлению даже очень достойных лиц. Таков психологический механизм сопротивления дианетике у тех русских интеллектуалов, кто вовсе не настроен на изоляцию национальной культуры, кто в принципе мог бы отдать должное почтение оригинальному мыслителю из-за рубежа.

На первый взгляд рационалистическое учение Хаббарда весьма далеко от эзотерического штейнерианства. И все же в технологиях обучения Вальдорфской педагогики и дианетических курсов имеется немало общего. С точки зрения эксперта обучение и стажировка одиторов обязательно должно быть введено в контекст российской педагогической ситуации и ее исторических ориентиров.

vii. Спор дианетики и психоанализа

Интересно, как сам Хаббард оценивал свои расхождения с классическим учением Фрейда и сложившейся практикой аналистов. Если изучать не полемические преувеличения, а специальную статью на эту тему, то станет ясно. Рон признавал долг перед открывателем подсознания, но считал, что ему удалось превзойти и улучшить результаты психоанализа. Прежде всего он указывал на сокращение спроса на услуги аналистов и объяснял это их слабой эффективностью, неустойчивостью излечения, отсутствием общего улучшения состояния пациентов.

Как и первые критики фрейдизма, как и его реформаторы, Хаббард полагал чрезмерной его концентрацию на сексуальных потребностях человека и сексуальной энергии. Рон отмечал культурно-антропологические особенности народов и рас, у которых аберрации (то есть ненормальное или нерациональное поведение вследствие запечатлённых в подсознании психических травм) обусловлены отнюдь не сексом (второй «динамикой» на языке дианетики), но стремлением к выживанию посредством всех живых существ — со стремлением сохранить эго или со стремлением выжить в составе Абсолюта (первая и восьмая динамики соответственно).

Хаббард критиковал многие методические и технические приёмы аналистов. К примеру, он усматривал опасность фиксации на воспоминаниях о переживании, возражал против обесценивания личности пациента, по его словам, преступно навязываемой современными последователями Фрейда. В «Кодекс одитора» были специально введены требования уважать ценности и постулаты пациента. Кроме того, дианетическая практика, в отличие от аналитической предусматривала звено контроля за обоснованностью использованных приёмов, надзора за каждым случаем («кейс-супервайзер» в терминах дианетики). По-своему Хаббард толковал некоторые открытые Фрейдом явления — к примеру, переноса и проекции, принятия на себя личности взаимодействующего человека. Упрекал аналистов в том, что они часто бросали недолеченными пациентов, исчерпав их финансовые ресурсы, что злоупотребляли рекламой своих услуг.

Однако критика такого рода остаётся в рамках, можно сказать, внутридисциплинарных. Поэтому меня лично удивляет сформулированное в «Кодексе одитора» обещание не допускать к практическому применению технологии психически нездоровых лиц. Или заявление Рона в видеоинтервью о том, что саентология никогда не будет заниматься безумцами, оставив их алчным и корыстным психиатрам. Конечно, технологии Хаббарда ничуть не более ограничены в своём применении, чем техники Фрейда. А отмеченные заявления лишь свидетельствуют об усталости от борьбы с конкурентами и желании хотя бы временного перемирия. Ведь цель саентологии — «достичь мира без войн и без БЕЗУМСТВ» не стоило бы так формулировать, если бы у саентологов и впрямь не было претензий на излечение психических нарушений. Да к тому же и грани между нормой и патологией в психиатрии такие расплывчатые, что соблюсти разделение труда, разделить пациентов и паству не так-то просто.

Истины психоанализа сразу стали подвергать сомнению и реформации ученики и наследники Фрейда. В отличие от религии в науке реформация есть процесс практически постоянный, постулаты науки все время испытываются на сохранность при изменении её объектов. Последователи «отца дианетики» выпускают свой бюллетень, но, к сожалению, я пока не могу оценить их вклад в развитие учения Хаббарда.

viii. Кое-что об ошибках Хаббарда

В одной из лекций 1956г. Рон отмечал, что Россия двигалась бы вперед столь же быстро, как западный мир, если бы не извратила германскую философию. Конечно, имелась в виду гегелевская диалектика и превращение ее в догматическую схему для оценки той же кибернетики и других быстро развивающихся областей познания. На мой взгляд, диалектика способствовала и раздвоению морали на формальную и неформальную. Люди научились отделять написанное в конституции от реально соблюдаемых норм права, преподаваемые в институтах теории от практически необходимых знаний. В дальнейшем появились политические активисты, доказывавшие с митинговых трибун нечто обратное тому, что рассказывали своим домашним на кухне. Сам Хаббард стремился к тому, чтобы его деятельность была в согласии с исповедуемыми им жизненными принципами. Если ему предлагали, как это было в 1947г., участие в проекте, финансируемом Военно-морским флотом, по разработке методов манипулирования людьми, повышения их внушаемости, то он отказывался из принципиальных соображений, хотя и нуждался в то время в средствах для осуществления своих исследований. многие из советских, а теперь российских ученых не могли позволить себе выбора в подобных условиях и постепенно стали неразборчивыми в средствах и целях своей деятельности в моральном плане.

Однако при обсуждении русской науки Хаббард придавал значение не этому моменту и даже не попыткам доказать самобытность и оригинальность ее проектов. Как раз к выходу в свет главной работы по дианетике в СССР разгорелась борьба за «самодостаточность», за автономию отечественной науки. Её нельзя считать целиком беспочвенной, целиком следствием сталинского произвола или партийного самодурства. Обида за непризнание русского приоритета в некоторых научных открытиях и технических изобретениях в совокупности с пропагандистской кампанией породили своего рода «спортивные» настроения в некоторых проектных институтах и конструкторских бюро. Хаббарду же казалось, что неправильная, оторванная от практики постановка учебного процесса в высших учебных заведениях уже обрекли СССР на вечное отставание.

И вот, менее чем через год, в октябре 1957 мир узнал о запуске первого искусственного спутника Земли советской ракетой. Американцы были ошеломлены и некоторое время сомневались в реальности «сателлита». Однако последовал новый запуск спутника, и с орбиты донёсся лай помещённой в более крупный спутник дворняжки. Скомпрометировать этот успех пытаются и до сегодняшнего дня. А дело было лишь в том, что тогдашние инженеры-ракетостроители не жалели своей молодой энергии, и их азарт послужил соревнованию двух общественных систем. Потому они имели поддержку в техническом и финансовом отношении от советского правительства, которая вскоре уменьшилась, а энтузиазм со временем иссяк. Это пример показывает, что ум даже самых выдающихся исследователей не свободен от предвзятости, от предубеждений. Сознание Хаббарда находилось в оковах свойственных его соотечественникам представлений о научно-техническом потенциале России.

Как сказано в Евангелии, «дух дышит, где хочет». Творческая мысль далеко не всегда нуждается в дорогостоящем материально-техническом обеспечении. Трудно быть пророком в собственном отечестве, но мне кажется, что русская мысль, помноженная на национальную гордость, в недалёком будущем сможет ещё раз удивить мировую общественность благодаря достижениям в самых неожиданных областях познания.

VI. Вера третьего тысячелетия

«Не делай себе кумира и никакого
изображения того, что на небе вверху, и
что на земле внизу, и что в воде ниже
земли; ни поклоняйся им и не служи им»
Исход, 20:4,5

Если появляются новые религии, как загораются звезды, — значит, людей не удовлетворяют имеющиеся, значит, у общества назрела потребность в некоем новейшем “Откровении”. Потому священнослужители традиционных конфессий ощущают себя в положении старой и больной жены, чей ветреный муж заглядывается на появившуюся на горизонте молодку. Новая вера тоже может быть ревнивой, как был ревнив иудейский Иегова. Да и конфликт страсти и долга не решается однозначно в этическом плане. Но закон обновления жизни распространяется не только на телесное. Духовные учения наследуют друг другу, как все живое. “свято место” не бывает пусто, и если старая вера не учитывает роста потребностей, расширения сознания человека, то обязательно возникает новая, заполняющая “нишу” в соответствующем спектре потребностей.

Можно сравнивать мировоззренческие и этические доктрины традиционных и новых конфессий, их ритуалы, организацию их церквей. Однако лично мне всегда интереснее подметить, в чем заключаются отличия, порожденные изменением социальных условий, сменой идеалов и ценностей. Ведь если бы старые церкви вовремя реагировали на смену эпохи, на динамику цивилизации, то, возможно, напор “еретиков” и реформаторов был бы несколько слабее. Хаббард поступил мудро. Он принял тот фундаментальный принцип, который, на мой взгляд, выступает общим для всех перспективных религиозных движений.

Рон неоднократно утверждал: “Цели религий прошлого могут быть достигнуты саентологией. Но мы не бросаем им вызов”. Или: “Любой может верить во все, что хочет. Я не оспариваю существующих вер”. Такая принципиальная аморфность, “размытость” вероучения в чем-то перекликается с математическими и физическими доктринами ХХ века, подчеркнувшего относительность выбираемых человеком постулатов при анализе окружающего мира и самого себя. С одной стороны, это просто непривычно для адептов религий первого и второго поколений, стремившихся к однозначности своих представлений, к “сфокусированности” требований для паствы даже у говорящих притчами и мифами пророков. С другой стороны, это еще и отпугивает их, поскольку кажется признаком морального релятивизма, всеядности, вседозволенности, хаоса. Но ведь сам Хаббард как раз и боролся с Хаосом.

Не следует путать Хаос и диалог, беспорядок и чередующуюся закономерность, отсутствие этических критериев и взамимодополнительность требований, противоречащих друг другу лишь на поверхностный взгляд. Существует ли жизнь после смерти — для Хаббарда это вопрос технический, непринципиальный, ибо он склонялся к буддистским представлениям о реинкарнации. Он верил в то, что человека поселили на Земле некие высшие силы, что кроме известных нам цивилизаций на нашей планете были и другие, чьи следы утеряны, что когда-нибудь человек вырвется в Космос и иные измерения. Но и это все, как я понимаю, было для него малосущественным. По-настоящему от верил в разработанную им схему мировой и человеческой эволюции, схему развития по спирали, в которой системный объект, дойдя до своего высшего, седьмого состояния, возвращается к начальному, первому как после внутренней своей трансформации.

Хаббард подчеркивал, что такая схема есть то немногое, что он счел необходимым взять из древних вероучений ввиду ее интуитивно осознаваемой универсальной истинности. Как я это понимаю, дело здесь в том, что при спиральном представлении духовного развития человека и общества сохраняется его ступенчатость, иерархичность, но отсутствует прямое противопоставление двух классов-антагонистов (или двух состояний-антагонистов — к примеру, аналитического и реактивного состояния ума).

К этому моменту вероучения я еще вернусь, а пока подчеркну еще один обязательный момент, присутствующий в религиях будущего века и, в частности, в саентологии. Новые вероучения стремятся предстать “открытыми”, “демократичными”, доступными для массовой коммуникации. Ведь вряд ли такие саентологи, как современный секс-символ США артист Том Круз или открывший эпоху дискотек на голливудском экране актер Джон Траволта, так уж глубоко и моментально проникают в суть учения. Их, как и миллионы других, при первом знакомстве с лекциями Хаббарда подкупал сленг в изложении серьезных, “бытийных” вопросов, грубоватый, “ковбойский” юморок в ответах на философские антиномии. Это — специальный прием, еще одно свидетельство “диалоговости” культов ХХ века, используемое многими средство. Ибо пафос возвышенных проповедей утомил большинство потенциальной паствы. И далеко не всем доставляет удовольствие разбираться в “заморочках” Гегеля или какого-нибудь так Мишеля Фуко.

Однако за внешней простотой изложения должно скрываться новое решение сложных этических парадоксов, перед которыми оказались бессильны традиционные религии. Иначе симпатичное стилистическое оформление учения будет лишь маской харизматического лидера, причем быстро разоблачаемой.

Наконец, есть и еще один принцип новых вероучений, связанный с диалоговостью коммуникации между наставником и неофитом. Речь об отношении к авторитетам. Хаббард говорил: “Если бы я когда-нибудь прислушивался ко всевозможным авторитетам, я бы никогда не путешествовал, никогда ничего не написал, никогда ничего не сделал. Не поймите меня превратно. я не пытаюсь проповедовать анархию. Я говорю о поклонении авторитетам. Авторитеты существуют тогда, когда терпит поражение здравый смысл”. С подобных заявлений, как известно, начинал свою проповедь нового человека ницшеанский Заратустра. Тому же учат дзен-буддисты или Шри Раджниш.

Творец должен сохранять определенную долю иронии по отношению к собственным произведениям, даже если это творец новой веры. Рон, к примеру, так охарактеризовал один из последних своих фантастических романов “Поле битвы — Земля”, где действие временами переносилось в подводные глубины: “Если бы рыбы умели читать, они наверняка получили бы большое удовольствие”. Какая колоссальная разница в личности между этим человеком и теми нашими “духовными пастырями”, которые, основав общину из нескольких десятков человек, требуют, чтобы их титуловали “гуру”, “отцом”, “наставником”. Конечно, желающие быть ведомыми всегда находились и находятся. Но, по моим представлениям, преимущества в массовом развитии в новом столетии получат вероучения, отказавшиеся от “вертикального” типа взаимоотношений духовенства и мирян, перешедшие на “горизонтальный, равноправный, братский в некоторых, по крайней мере, отношениях.

i. Синтез самобытности и универсальности

Никому не хочется признавать, что мотивами его действий выступают страх, завись, эгоцентризм. Поддерживая высокую самооценку, представители нашей культурной элиты формулируют цели и задачи своей борьбы с новыми религиями так, чтобы она выглядела достаточно благопристойно. Будто бы они денно и нощно заботятся лишь о возрождении традиционных достижений русской культуры, якобы неразрывно связанной с православной церковью. Но еще античные греческие философы понимали, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку — тем более в реку истории. Зато можно дважды сесть в одну и ту же лужу. Можно дважды наступить на одни и те же грабли, с чем я сравниваю попытку вторично обрести государственную русскую церковь.

Если “в штыки” встречаются попытки внутрикультурного обновления русской духовной традиции, то тем более враждебно у многих отношение к тем вероучения, которые приходят к нам из-за рубежа. Предполагается, что иной подход к ним просто непатриотичен, что иначе защитить национально-культурную самобытность в наших условиях невозможно. Имеется и определенная философская база для подобных умозаключений, которая политиками принята на вооружение уже давно. Если представители традиционных конфессий и без того считают ересью мечты об Единой, универсальной для всех рас и наций религии, то в контексте геополитических доктрин все выглядит еще страшнее. Как борьба национальных культур и национальных религий с призраком Единства, продвигаемым в славянские страны служителями западной или сугубо американской доктрины мондиализма.

В целом такой взгляд на вещи нельзя назвать совершенно безосновательным. Однако это отнюдь не единственная возможность описания происходящих на планете процессов. Есть другая плоскость анализа происходящего. Даже на давних уровнях развития цивилизации проекты Единой для всех народов веры возникали. И, что характерно, вовсе не подавившая соседей империя диктовала ее, а, напротив, эта вера предлагалась побежденной нацией. что это было? Коварный “ответный ход” или естественная реакция униженного организма культуры? Ведь именно с территории недобитой Иудеи провинции великого Рима пришла в империю христианская религия. Именно у побежденных римлян переняли христианство племена галлов и германцев. Именно у разобщенных и рассеянных арабских племен появился ислам.

В этих случаях действует своего рода “маятниковый” механизм. Идеями и идеологией обмениваются как целлулоидным шариком пинг-понга во время игры. Да, сейчас к нам проникают некоторые идеи Хаббарда из Штатов. Но сто лет назад весьма схожие идеи были занесены в Америку нашей соотечественницей Еленой Петровной Блаватской. Вместе с американцем Олкоттом она организовала общество теософов. Затем в Соединенных Штатах поддерживали идеи Елены Ивановны Рерих, а кое-кто из западных патриотов усматривал в этом движении деятельность царских, а затем советских спецслужб. Все повторяется. Сегодня отечественные патриоты готовы видеть в проникновении в Россию идей Хаббарда происки ЦРУ. Неужели мы до сих про еще настолько глупы, чтобы верить этим параноикам?

Вообще-то часть патриотов уже заявляет, что экспансия иностранной экономики и культуры на территорию России сравнима с походом Наполеона, которого Кутузов заманил в Москву для разгрома. Если угодно, на обмен идеями можно смотреть и так. А лучше всего видеть в этом нормальный процесс чередования. Через некоторое время американцы вновь будут заимствовать самобытные русские идеи, в том числе, и в духовной области. Я в этом не сомневаюсь. Потому и деятельность саентологов меня не пугает.

Катастрофически нелогичной представляется мне позиция тех наших патриотов, которые сопротивляются проникновению саентологов в Россию как атаке на самобытную русскую веру и одновременно ссылаются на попытки ее судебного преследования или дискриминации в самих ведущих странах Запада. По обыкновению клеветников для русского читателя представляются факты выступления отдельных организаций против саентологов, скрывая факты их последующего опровержения. К примеру, яростное сопротивление саентология встретила в Германии, причем это было попытка предварительной, страховочной реакции местных психиатров из Института Кайзера Вильгельма (Макса Планка). В результате открытой полемики в прессе, вследствие освещения старой нацистской практики экспериментов над людьми, в которой были замешаны видные члены Ассоциации психиатров Германии, общественное мнение вняло здравому смыслу и в разных немецких городах открылось несколько саентологических церквей. Однако у нас эта история практически неизвестна, и борцы с сектантством спекулируют на ней, приводя в нашей печати только мнения своих (и нацистских психиатров) единомышленников.

Это и есть не что иное, как ярчайший пример, предубежденности, предвзятости, того, что Хаббард именовал реактивным умом, дьявольской стороной ума. Введенное им в дианетике понятие КЛИРА, сознания, в котором стерта эта реактивная составляющая, иррациональные предрассудки, на мой взгляд, есть практически недостижимый идеал. И именно потому дианетика становится связанной с саентологией как религией. Это вовсе не чудачество пожелавшего слить науку с религией автора, не ловкий его маневр, предпринятый с целью обойти суровые требования ученого сообщества, как пытались истолковать синтез дианетики и саентологии недоброжелатели. Это — выдвижение Идеала очищенного от противоречий сознания как цели этического самосовершенствования и грани Абсолюта.

ii. Конвергенция идеалов и поведения

У всякой религии есть бесконечные цели, недостижимые идеалы. Но у новых культов они могут принципиально отличаться от Абсолютов традиционных конфессий. могут и совпадать, но бороться с ними доводами рассудка глупо. Ведь они и составляют главное содержание веры. Протестантские церкви сделали акцент на доктрине предопределения судьбы человека в толковании Кальвина. Они обещают спасение лишь избранным, лишь своим активистам. Саентологическая вера демонстрирует иной, более гуманный и более близкий современному сознанию идеал. В качестве цели выдвигается уверование всего населения планеты в саентологию. Только после этого и наступит то, что христиане могли бы назвать Спасением, а у Хаббарда толкуется как возврат к началу спирали развития на новом, преображенном уровне сознания.

Я полагаю утопическим вариант всеобщего вступления в лоно саентологической церкви. Но от этого сама цель вовсе не становится неблагородной, а тем более — криминальной. Планетаризация сознания (как переход на его высшую, космическую ступень) и планетаризация религии как перспективы человеческого развития провозглашались многими мыслителями ХХ века. Жаль, что они не нашли общего языка с последователями Рона Хаббарда, но ведь это только свидетельствует о земном, мирском характере взаимоотношений верующих в любые, самые прекрасные идеалы. В России понимание этого обстоятельства затруднено последствиями недавних социальных реформ. Ведь их лозунгом были провозглашенные Михаилом Горбачевым “общечеловеческие ценности”, которые ныне у многих ассоциируются с последовавшим затем развалом державы и ухудшением материального состояния большинства населения. Отсюда вытекает весьма нервная реакция на всякое упоминание об общечеловеческой морали, общих планетарных интересах и т.п., хотя, казалось бы, их существование подтверждается здравым смыслом. Но тоска от унижения “имперского комплекса полноценности” побуждает многих русских интеллигентов настаивать на “особом пути” развития России. А это еще один бастион сопротивления чужой вере и механизм формирования враждебной отчужденности от нее.

В то же время я наблюдаю, что тяга к Единой, планетарной религии достаточно весома среди технической части отечественной интеллигенции. Да так было и во всем мире. О единой, универсальной религии мечтали естествоиспытатели (сэр Дж. Хаксли, к примеру), все те, кто знал о существовании единых законов природы. О единой вере размышляли чаще других ученых, по-моему, видные психологи (Э. Фромм), ибо им ясна единая, органически функциональная природа общечеловеческой психики. Зато спекулировали на национально-культурных и религиозных различиях и своеобразии преимущественно деятели культуры и политики, то есть представители тех областей деятельности, где индивидуальность всегда почиталась выше коллегиальности, особое — выше общего.

Хаббард получил естественнонаучное и техническое образование. И, видимо, это послужило дополнительным фактором в выборе мировоззрения, в формировании идеала всечеловеческой религии. Но какую ярость такие идеалы вызывают у какого-нибудь дьячка, переметнувшегося с кафедры научного атеизма в “спичрайтеры” к иерарху русской церкви. С их точки зрения не могут существовать подобные идеалы, подобные грани совершенного Абсолюта. И терпеть их серьезный человек не должен, потому что “такого не может быть никогда”. Однако и сын иудейского плотника, и сын индийского царя формулировали принципиально неземные цели. Кто же мог ожидать, что среди их последователей найдутся такие, кто будут критиковать идеалы за непрактичность, а практику — за неидеализированность?

Действительно, совершенный человек должен стремиться к гармонии своих убеждений и поступков. Но гармонию уместнее сравнивать с радугой или с “Мостом” развития (по концепции Хаббарда), чем с одноцветным однообразием. Не всякий даже взрослый человек поймет, как сочетаются мотивы, мысли, переживания других людей или его собственные с реальностью поведения. Из-за этого возникает впечатление противоречия там, где слово и дело опосредовано разными ступенями психического состояния личности. Из-за этого многие усматривают противоречия в тех философских позициях, которые легко могут быть согласованы друг с другом без малейшей потери для своей ценности.

Так, кодексы морали и уставы саентологов являются совершенно открытыми. Однако соотнесение их с другими аспектами кредо вполне естественно будет отличаться у первого встречного с улицы и у лица, знакомого с доктриной саентологии и способного сравнить ее содержание с содержанием других верований. Потому ступенчатость в освоении учения Хаббарда естественна и необходима, а ведь и за нее недоброжелатели обрушиваются на саентологов, усматривая в этом признаки тайного общества.

Так, представление об особом пути России, особой ее миссии в истории, ничуть не противоречит, если разобраться, появлению новой, универсальной религии. Надо только сообразить, что миссия России не в отстаивании заимствованной когда-то у Византии версии христианства, навязанного извне православия, а, напротив, в предложении человечеству принципиально новых идей не только в математике или химии, но и в богословии.

Идея русского мессианства ничем не отличается от претензий Америки в целом и множества мелких американских церквей стать “Новым Израилем”, фундаментом нового прочтения Библии. Рон не собирался замыкаться в пределах христианского канона, как и многие уважаемые мной мыслители. А вот догматикам подобное вольнодумство представляется чудовищным. Но это их, как говорится, проблемы.

Вообще идеалы и поведение США и России в многом зеркально отображают друг друга. В одном случае мы имеем претензии представлять Евразию, слияние двух частей слета. В другом — афро-американские стандарты культуры-гибрида, культуры — “котла” для переваривания десятков отличающихся этических норм. Путешественник Хаббард прекрасно сознавал, как условны географические границы, как за внешними бросающимися в глаза отличиями легко установить единые человеческие принципы существования, “динамики”, как он их называл. Наши литераторы намозолили языки, описывая “соборность”, общинность русской культуры, пренебрежение к материальному достатку и комфорту в русской национальной традиции, и обличая “бездуховный прагматизм” Запада. Однако традиция нестяжания существовала во многих западных монашеских орденах. И я вспоминаю о ней, когда вижу сегодня приехавших в Россию миссионеров-саентологов. Они отказались от целей общества потребления, от владения, допустим, преуспевающей фирмой или хорошо оплачиваемой работы ради коммунального по сути бытия. В их “контракт”, подразумевающий вечное служение саентологии, входит оплата жилья, питания, медицинских услуг и дантиста.

Наградой за их деятельность служит сама эта деятельность, обретение смысла жизни, ее духовности. И потому ни один суд в правовом обществе никогда не подтверждал обвинения саентологической церкви в якобы коммерческом характере ее организации. Церковь Хаббарда не рассчитана на принесение прибыли. Доход от распространения ее литературы тратится на издание новой, на расширение деятельности, на оплату адвокатов, неизменно выигрывающих судебные процессы против клеветников. “Честь мундира” саентологи ценя высоко, и “обжегшиеся” на суде очернители ищут себе союзников там, где с соблюдением закона дело обстоит сложнее — в частности, в России. К примеру, отечественным юристам подсовывают ноту из посольства ФРГ, согласно которой необходимо препятствовать регистрации ряда “молодежных сект”, в том числе и саентологической церкви. Однако то же посольство совсем не спешит ознакомить широкую общественность со специальным постановлением Комитета по правам человека ООН, обратившим внимание на религиозную нетерпимость и дискриминацию в Германии. Имелся в виду случай отмены концерта всемирно известного джазового музыканта Чика Кориа в Штутгарте в августе 1994г., происшедший только по причине его принадлежности к церкви саентологии.

Конечно, одно пятнышко на репутации правового государства заметнее, чем одно из сотен пятен ан репутации бившего тоталитарного государства, сливающихся в камуфляжную окраску. И все же мне лично стыдно, когда наши горе-юристы умудряются одновременно препятствовать и регистрации малочисленных НРД (потому что они не известны в мире и не претендуют на статус мировой религии), и регистрации филиалов массовых НРД (потому что они претендуют на статус мировой религии, а клерк из отдела регистрации с этим не согласен). Ей-богу, глупо это всё выглядит.

iii. Интеграция личного и безличного

Библейское утверждение о том, что человек создан “по образу и подобию Божьему”, повлекло за собой представления об антропоморфном облике самого Создателя и о наличии у него чисто человеческих личностных свойств. Скажем, очевидные всем недостатки мироустройства и социальных взаимоотношений объясняют тем, что в момент Творения Бог был не совсем трезв. Беспредельное всемогущество Творца, предположенное отцами Церкви, входило в противоречие с его невмешательством в земное Зло. И современники стали понимать Бога как некоего Супербюрократа, которому просто не до людишек с их вечными просьбами и молитвами. Тезис о наднациональной, вселенской сущности Бога-Сына умудряются перетолковать в духе кровного родства Христа с той или иной нацией. И если прихожанам нравится слышать, что в Палестине у Богородицы родился мальчик-украинец, то это им и проповедуют служители так называемой традиционной конфессии.

А ведь в философии постепенно созрело понимание Первопричины, которая сродни, скорее, универсальному закону природы, некоему абсолютному принципу. Мыслители подчеркивают отсутствие различий между смыслом этой абстракции и сутью классического христианства или буддизма. Когда богослову-традиционалисту удобно сослаться на религиозность виднейших авторитетов познания, они перечисляют знаменитые имена. Однако представление о Боге Альфреда Уайтхеда или Вернера Гейзенберга ничем не отличается от убеждений атеиста Бертрана Рассела. На мой взгляд, важным признаком новых религиозных движений (самых перспективных из них) оказывается особое, внетелесное понимание подобия человека Богу.

Хаббард избегал определений божества и догм о формах его существования. Но это не просто уход от спорного вопроса, вызывающего страстную полемику между теоретиками богословия и, нередко, рукопашную схватку между малоинтеллектуальными приверженцами противоположных догм. И это не просто учет реальной практики, при которой в современном американском суде признается юридическое равноправие концепций Бога как Сверхсущества, как Внутреннего Света, как Бесконечности и пр. Думаю, что понимание Бога выражено Хаббардом в самой “оргсхеме” его церкви и в принципе лестницы “динамик”. не одна восьмая динамика, но все соотношение перечисленных восьми стремлений, складывающихся в замкнутый спиральный цикл, есть “тот образ и то подобие, что равно присущи Человеку, Вселенной и Богу.

В качестве символа своей веры Рон рекомендовал использовать восьмиконечный крест, чтобы число его вершин соответствовало числу элементов системы учения. Однако, разумеется, это было в какой-то степени приспособлением к окружению традиционалистов, ибо лучшим символом его вероучения был бы “мост”, или другие изображения циклических октав. К сожалению, исторически они использовались эзотерическими учениями (например, змея, заглотившая свой хвост или “Уроборос”) и потому стали ненавистны ортодоксам.

Как и в других моментах своего учения, Хаббард рассчитывает на понимание даже таких, достаточно сложных граней Абсолюта. И это, по-моему, есть еще одна бесконечная и утопическая цель, которая характерна для религии. Глупо оспаривать предмет веры. Не могу я поверить, что когда-нибудь все станут такими умными, что поймут Рона или меня. Но это тоже предмет веры. И, пожалуй, вера Хаббарда не только оптимистичнее, но и благороднее.

iv. Союз знания и веры

Как и все во Вселенной, религиозные учения порождаются в определенных условиях и с переменой этих условий исчерпывают свой духовных потенциал. Скотоводческий народ, век за веком повторяя модели отношений “пастух — стадо”, открыл идею Единого Бога (или смог усвоить ее, получив свыше). С возникновением новых форм общения образ Иеговы трансформировался и дополнялся вероначальниками христианства. Развитие капиталистической общественной формации теснейшим образом связано с поисками протестантских реформаторов, что является общепризнанным после работ Макса Вебера. Однако социология и социальная психология вовсе не застыли на признании зафиксированных Вебером диффузных и ассоциативных форм общения. Крестьянскому и христианскому мироощущению прекрасно отвечала церковная община, члены которой готовы были заменить друг для друга все позиции общественной системы, все ячейки социальной матрицы. Становление городов-мегаполисов позволило многим людям перейти на ассоциативный тип общения, реализуя свои потребности и способности во множестве редко взаимодействующий между собой микрогрупп, затерянных в “городских джунглях”. Развитие средств коммуникации все более усугубляет этот процесс, вплоть до того, что у некоторых из современных владельцев персональных компьютеров живое общение с живыми людьми уступает место встречам в “виртуальной реальности”, контактам по компьютерной сети.

Эти бесспорные факты упомянуты здесь, поскольку, по моему мнению, они указывают на еще одну особенность и еще одну причину, вызывающую к жизни новые религиозные движения. Это старые церкви были тотальными ля жизни человека, это из допустимо именовать тоталитарными. Среди НРД, напротив, появляются такие, что лучше согласуются не только в ритуально-обрядовой практике, но и в основах доктрины с реалиями современного мира, пронизанного сетями коммуникаций.

Саентологическая церковь относится как раз к такому типу. Ее адепт может какие-то из своих потребностей удовлетворять в храме традиционной церкви, а помощь от стрессов городской суеты получит в центре саентологов. Я полагаю, что такая тенденция с наступлением третьего тысячелетия будет все более усиливаться.

Как понятно исследователям, всерьез сравнивающим перспективы различных мировоззрений в нашей стране, новые поколения уже не могут воспринимать сложившиеся в доиндустриальные времена формы религиозности. Формируется новый тип сознания, принципиально открытый для хвата всего ценного в самых разнообразных духовных традициях. В подходящем к завершению ХХ веке уже пробовали синтезировать методы мистического и аналитического познания мира (теософы, П. Успенский, П. Тейяр де Шарден). Свой подход к синтезу знания и веры предложил Рон Хаббард. Новосибирский философ В. П. Фофанов полагает, что будущее именно за нетрадиционными религиями и парарелигиозными учениями, по крайней мере, в элитарных кругах России. Дело в том, что “под маской возрождения” происходит еще более глубокий кризис православной церкви, грозящий ее крушением. Ее положение в качестве “официальной идеологии” лишь законсервировало те конфликты, которые и привели к катастрофе социалистическую экономику. Исторический шанс Православия — в концептуальной трансформации, но пока не видно, чтобы оно готовилось к назревшим переменам.

В то же время массовое сознание россиян, судя по книжному спросу, включило в свой словарь неправославное, восточное понятие “кармы”. В русском социокультурном контексте, в перекличке с мессианскими идеями “Третьего Рима” смысл кармы основательно дистанцировался от буддийской метафизики. И это, на мой взгляд, лучшее свидетельство возможности и продуктивности мировоззренческого синтеза, неизбежного в будущем тысячелетии. А здесь любопытно заметить, что и саентология по-своему трансформировала понятия реинкарнации и кармы, осуществляя синтез восточное мистики с психоаналитическими доктринами и наблюдениями. Представляется, что потенциал развития саентологии в России обусловлен тем, как удастся согласовать ее догматику с базовыми ценностями лидирующих среди интеллигенции этических вероучений, в частности, “Живой этики” Рерихов. Недостаточно лишь показывать, что саентология не противоречит православию или безрелигиозному мировоззрению. Целесообразно продемонстрировать, что кодекс саентолога вполне приемлем для исповедующих “неоведическое” (славяно-арийское) язычество и других опережающих усредненный вектор духовного развития социальных групп. Стратегически полезнее загодя обрести себе союзников, чем после конфликтов с православной церковью переключаться еще и на конфликты с её конкурентами.

v. Деятельность саентологической церкви в России

Центры дианетики в разных городах России, конкретизируя благотворительную программу саентологов, связаны с клиниками, больницами, госпиталями, помогая реабилитации пациентов, снятию предоперационных страхов и послеоперационных болей. При этом используются исключительно немедикаментозные методы в соответствии с убеждениями саентологов.

Разработанная Хаббардом программа очистки от радиационного облучения применялась для лечения 30 детей из Чернобыля, которые стали здоровы. Применение этой программы одобрило Министерство России.

Саентологи оплачивают эфир в телерадиокомпаниях “Резонанс” и “Смена”, транслируя передачу “Мир без наркотиков”, которая является составляющей программы “Нарконон” для страдающих алкоголизмом и наркоманией. По оценкам зарубежных экспертов десятки миллионов россиян нуждаются в детоксикации из-за загрязнения организма препаратами сельскохозяйственной и бытовой химии. Ксенобиотики провоцируют иммунодефицитные состояния и синдром хронической усталости, а борьбой с их оседанием в жировой ткани российская медицина практически не занимается. Гуманитарная Служба Детоксикации ведет ежедневный прием желающих.

Как уже упоминалось выше, московские саентологи в составе группы в десять человек работали с пострадавшими от землетрясения в самом г. Нефтегорске и в больницах г. Владивостока и г. Хабаровска. Все перечисленные акции связаны с особенностями саентологической религии, считающей оздоровление тела необходимым этапом духовного исцеления. К слову сказать, помощь сахалинским нефтяникам со стороны Московской патриархии выразилась в бюрократической рассылке по всем приходам призыва к сбору пожертвований. В итоге уцелевшие от обстрела православные жители г. Грозного, пытавшиеся возобновить службу на руинах разбомбленного храма, были просто поражены, получив вместо помощи из Москвы требование определенной (рассчитанной по мирному времени) суммы.

Саентологи постепенно “внедряют в жизнь” ритуалы бракосочетания согласно собственному канону. Процедура добровольного диалога со своим пастырем (одитором), как неоднократно отмечалось, имеет сходство с таинством христианской исповеди. Никто из 10000 прошедших одитинг в 1994 г. москвичей не жаловался на злоупотребление их доверительным общением.

К сожалению, в российской печати сегодня публикуются протесты против оказания медико-духовной помощи наркоманам “культовыми организациями”. Тем самым часть публицистов солидаризуется с позицией некоей матери, которая говорила с трибуны: “Пусть лучше мой сын будет наркоманом, чем сектантом”. Печально слышать подобное в достаточно нелегкие времена, когда не так уж и много желающих оказывать какую бы то ни было помощь слабым. Забота о спасении православных душ в сегодняшней обюрократившейся церкви все более напоминает известную поговорку о известном животном, не подпускающем никого к несъедобному для него провианту. Создается впечатление, что им просто необходим «спарринг-партнёр», кого можно было бы обвинять в кровопийстве из артерий невинных младенцев. Канонизировав расстрелянного патриарха Тихона, сегодняшняя церковь до сих пор не удосужилась вернуть в свои приходы тех, кто сохранил ему верность и за это был объявлен “сектантами”. Религия в России — это, прежде всего, политика. Так или иначе придется учитывать это и саентологам.

Богданов Виталий Анатольевич.
28 января 1997 г.

 

---